Сезам, закройся!

Алексея спасли темные очки подруги. За мгновение до прыжка он увидел в гладкой черной поверхности отражение зверя, приготовившегося к прыжку.

– А-а-а! – заорал Гришин, сбивая Юлю на пол.

Очки упали и разбились. Во все стороны брызнули осколки темного стекла. Вожак пролетел в миллиметре от лица Гришина и тяжело обрушился на стол. Через мгновение зверь повернулся. Его красные глаза блестели. Алексей схватил в руки табурет. Изо рта крысы капала слюна. Рыльце ее было перекошено от ненависти.

– Я ни в чем не виновата! – закричала Юля, глядя на зверя. – Помогите, кто-нибудь!

Но в помещении никого не было. Буфетчица Ульяна Ильинична, обычно делавшая для сотрудников НИИ бутерброды и наливавшая им чай, была мертва уже около двух часов. Ее тело, располосованное острыми зубами, лежало в подсобке, где она надеялась спастись от смерти.

– Я ничего не сделала! – продолжала кричать Юля.

Гришин молчал, сжимая в руках табурет. Вожак повернулся к орущей девушке.

– Примерно так же я чувствовал себя в армии, куда меня забрали со второго курса института, – сказал Овчинников, с чавканьем вытаскивая ноги из грязи. – Только автомата Калашникова не хватает и танковой рации.

Тьма была кромешной. По лицу полковника и Богдана хлестали колючие ветви, корни цеплялись за ноги, сверху капало.

– Скажи спасибо, что у нас есть проводник, – мрачно сказал Владимир Евгеньевич.

– А куда он, кстати, нас ведет? Не забывай, что псы любят мясо, – мрачно пошутил Овчинников.

– А аптечка тогда зачем? Для отвода глаз?

Богдан поскользнулся и упал.

– Фу-у-у, – сказал он откуда-то снизу, – какая тут гадость внизу! Червяки какие-то.

– Дождевые? – уточнил Рязанцев.

– Может, и дождевые. А может, и личинки какие-то, уж больно они скользкие, – пробормотал Богдан, поднимаясь и отряхиваясь. – Я, кстати, когда падал, ботинок потерял.

Они принялись рыться в грязной жиже, пронизанной корнями и кишевшей уродливой живностью, но ботинок как сквозь землю провалился.

– Я думаю, что его уже сожрали местные жители, – неудачно пошутил полковник.

– Странно, неужели твердый, жесткий и пропитанный вонючей краской ботинок лучше, чем вкусная, сочная и мясистая нога? – подхватил Овчинников и вдруг завопил благим матом.

– Ты что? – растерянно спросил Рязанцев.

– Кусается, гад, – сказал Богдан и поднял за ногу большого муравья. – Термит? – спросил он, рассматривая мозгоеда при свете зажигалки.

– Не знаю, – растерянно ответил полковник, рассматривая насекомое. – Тут вообще сплошные уроды в лесу. Они в этом НИИ так и плодятся, так и плодятся! А потом эта дрянь разбегается по окрестностям. Они, может, и не хотели бы, чтобы эти сволочи покидали стены института, но разве их удержишь…

– Это все Утюгов, – мрачно кивнул Овчинников. – Безнаказанность его окончательно развратила.

Мозгоед вывернулся и быстро побежал по рукаву Богдана, перепрыгнул на шею и ринулся к уху, но тот сшиб его прицельным щелчком.

– Вот букашка вонючая, – покачал головой Овчинников, – еще и в уши лезет! Не нравится мне этот муравей. Не забывайте, что я отработал у Утюгова несколько лет и все его штучки-дрючки знаю. Он вообще ничего хорошего сделать не может, только гадости одни.

Мужчины еще некоторое время сосредоточенно рылись в грязи, пытаясь отыскать утонувший ботинок, но так ничего и не нашли.

Лариса вытаскивала кирпич за кирпичом. Работа спорилась, дырка в стене становилась все шире и глубже. При этом светлые волосы Ильиной постепенно высыхали, и насекомые приближались все ближе и ближе к голове.

– Лара, быстрее! – подбадривала саму себя девушка.

Еще один кирпич со стуком упал на пол. Ильина покрепче сжала в длинных тонких пальцах поцарапанную и погнутую о камни пряжку и принялась с остервенением отковыривать следующий твердый глиняный параллелепипед. Девушка поцарапала палец, но даже не заметила этого. Отчаяние гнало ее вперед, не позволяя остановиться и вытереть кровь. При этом ее мысли бродили очень далеко от сырого и холодного карцера.

– Когда-то Гришин, будучи в крепком подпитии, рассказал мне легенду о кровавом обмылке, – сказала девушка вслух, – но я не поверила ему. Во-первых, он был пьян. А во-вторых, он был пьян очень сильно. Но вдруг обмылок и правда существует?

Лариса вздохнула и усилием воли отогнала от себя эти мысли. Кровавый обмылок, представляющий собой красную мягкую субстанцию, по слухам, представлял собой препарат широкого спектра действия, нивелирующий предварительно сделанные вмешательства в ДНК живого существа. Другими словами, это был антидот, причем универсальный.

– Но, как ученый, я могу сказать, что подобная штука не может существовать, – пожала плечами Лара. – Это просто слухи, которые люди распускают в нашем НИИ от отчаяния.

Она упорно ковыряла стену.

– С другой стороны, я ни разу не видела никого, кто бы действительно получил от Утюгова противоядие, снимающее негативные последствия генной инженерии. Значит ли это, что на самом деле наши уродства необратимы? И еще одна загадка – кто является тем самым мистером или миссис Х, который…