Сезон

– Ты милый. – Я улыбнулась ему и положила руку на большую синюю перчатку с оттопыренным большим пальцем, валявшуюся на заднем сиденье. Это было довольно романтично.

Папа остановил грузовик, и, когда мы вышли, я схватила ружье со стойки. Хэнк попытался взять меня за руку и только тут заметил дробовик.

– Мне начинать бояться? – улыбнулся он.

– Только змей, – уточнила я, беря его за руку.

Хэнк внезапно опустил глаза и заметил, что мы с папой надели грубые высокие ботинки.

– Неправильная обувь, – вздохнул он, кивая на свои кроссовки.

– Я сумею тебя защитить. – Я улыбнулась и сжала его руку.

Сарай, который мы увидели, вырастал будто из земли; сильно просевший под тяжестью времени, он был такой же неотъемлемой частью абердинского пейзажа, как любое здешнее дерево или холм. Это был массивная постройка с просторным первым этажом. Под двухскатной крышей находился тесный чердак. С обеих концов в сарай вели большие двустворчатые двери, а через двери поменьше можно было попасть на сеновал и в загон для скота. Бревна из красного кедра, которые за сто сорок лет жизни сарая техасские ветра отполировали до блеска, давно уже стали оранжево-красными, небольшими темными вкраплениями.

– Мой прапрадедушка построил его примерно в 1873 году, – сказал папа. – Это вообще было первое здание, которое он построил на этой земле, потому что тогда у фермеров была одна забота – коровы, и если они умирали, ты тоже получал неплохой шанс отправиться в поездку в один конец. Он жил здесь с коровами почти десять лет…

Хэнк оглянулся, чтобы убедиться, что папа говорит это всерьез, а он и правда не шутил.

– Тогда были другие времена, – задумчиво закончил он.

Хэнк взял меня за руку, и мы подошли ближе. Он протянул руку, чтобы дотронуться до дерева – оно было гладким, как мрамор.

– Мы сейчас его почти не используем, храним здесь лишь немного смолы и немного сена, но я подумал, что именно тут надо начать экскурсию, потому что отсюда, – папа указал на чердак, – открывается лучший вид. Сарай стоит на самой высокой точке.

– Это… удивительно, – выдохнул Хэнк.

Папа открыл двери, включил свет, и мы вошли. Пустые стойла. Старое седло лежало на поручне. Отец подошел к лестнице, ведущей на чердак, где хранилось сено. Там, прибитая к одному из старых бревен, висела кожа гремучей змеи длиной шесть футов. Хэнк уставился на нее.

– Вы шутите… – нервно усмехнулся он.

– Она была особенной, – сказал папа. – Когда Меган было восемь, мы зачем-то пришли сюда, и она прикончила эту гадину.

Хэнк ошарашенно посмотрел на меня: мол, что, правда? Я кивнула.

– Что ты сделала? – спросил он, пораженно уставившись на меня.

– Именно то, что и должна была: ничего, – гордо сказал папа. – Змея хотела напасть и уже приготовилась для броска, а Меган просто смотрела прямо на нее. А ведь большинство детей… Да что я говорю, многие взрослые, женщины и даже мужчины, начинают кричать, метаться в истерике и чаще всего получают хорошенький такой укус. Но только не моя Меган. Она просто неподвижно стояла, а потом прошептала: «Папа, здесь гремучая змея». Я схватил дробовик, подошел к ней и отстрелил ей голову.

Хэнк выглядел ошеломленным.

Папа похлопал меня по плечу:

– Я снял с нее кожу и прибил ее сюда, чтобы дочка всегда помнила о произошедшем.

– Конечно, как я могу забыть, ведь папа рассказывал эту историю всего-то раз сто, не больше, – хмыкнула я. – Я удивлена, как это одна-единственная змейка со временем не превратилась в целый клубок гремучих змей. – Шутила я, хотя втайне страшно гордилась собой, и мне нравилось, что папа помнит эту историю и что она явно впечатлила Хэнка.

Наверху папа распахнул окна, и солнечный свет хлынул на чердак. Вид отсюда открывался действительно потрясающий. На севере пастбища простирались до самого горизонта, и казалось, что присмотрись чуть внимательнее – и увидишь Оклахому. С другой стороны лежал Абердин, тек ручей и бродило стадо коров. Казалось, что распахнув эти окна, вы смотрите в прошлое.

– Ух ты! – воскликнул Хэнк и тут же принялся фотографировать вид на телефон. – Это нечто. – Он посмотрел прямо на папу. – Здесь есть все, что нужно для первоклассного жилого комплекса: великолепная земля, много воды, история, идеальное расположение, место достаточно удалено от города, но и не слишком далеко. Да одни эти фотографии уже идеальная реклама.

Папа указал на Эльдорадо, видневшееся вдали, которое Хэнк сразу не заметил, и вздохнул:

– Это то, что я терпеть не могу. Дома выстроены друг на друге, как в Китае.

– Людей много, – пожал плечами Хэнк и снова оглянулся по сторонам. – Но здесь я бы не стал строить ничего подобного. Ни за что! Нет, сэр, я бы пошел по другому пути, сорок или пятьдесят акров – большие участки, а там, где протекает ручей, я бы и вовсе запретил любое строительство, оставил бы этот зеленый пояс в неприкосновенности.

– А так и правда можно сделать?