Сезон

Вскоре Грейси вернулась и вручила мне латте в керамической чашке с блюдцем с двумя крошечными кусочками сахара и кофейной ложечкой. Пока я размешивала сахар, не переставала думать, почему она позвонила Эндрю и где все-таки взяла этот идеальный латте – сделала ли напиток сама или тут совсем рядом была настоящая итальянская кофейня? Возможно, она пряталась в ризнице?

– Огромное спасибо.

– Всегда пожалуйста. – Грейси села рядом. – Вы приехали из Далласа?

– Да. А как вы узнали?

– Я узнала ваш акцент. И мне знакомо ваше имя. – Девушка снова тепло мне улыбнулась и это была первая настоящая улыбка, которую я получила с момента прибытия в Нью-Йорк. – Могу ли я показать вам здание, пока мы ждем возвращения Эндрю?

– Конечно. – Я поднесла чашку к губам и сделала глоток.

На вкус кофе был бесподобный.

– Эта церковь была голландской, – сказала Грей-си, обводя пространство рукой. – Датируется серединой семнадцатого века. Веками здесь собирались люди, но потом прихожане разъехались кто куда, церковь закрыли, и она стала постепенно разрушаться. – Теперь мы стояли в центральном проходе, и Грейси указала на круглый купол – Купол и крыша частично обрушились, церковь стала домом для голубей и бездомных. Но городу было не нужно это место. В конце концов участок продали за копейки одному застройщику, который планировал снести церковь и построить на ее месте отель. Несколько человек, в основном ученые, протестовали, так как церковь имела реальное историческое значение. Но у застройщика были друзья в мэрии, и уже казалось, что сноса не избежать, а потом в последний момент Эндрю принес судебный запрет.

Мы поднялись по ступенькам, прошли мимо офисов наверху и остановились в небольшой нише. Стена там была украшена мозаикой, на которой тысячи и тысячи крошечных золотистых плиточек разных тонов изображали смиренного Христа, едущего на осле, а его ученики следовали за ним. Недолго думая, я протянула руку и легко прикоснулась к ней, прежде чем отступить. Когда я была еще маленькой девочкой, то однажды, не желая сделать ничего плохого, я дотронулась до лилии на картине Моне в музее. Моя мать была в ужасе и наказала меня так сильно, как еще никогда не наказывала.

– Это… это просто…

– Правильно? – подсказала Грейси. – Это был самый настоящий сюрприз. Знаете, а ведь они были заштукатурены. Все мозаики, фрески… – Она указала на верхние ниши, каждую из которых тоже украшала мозаика.

– Заштукатурены? – Я была изумлена: какому придурку только в голову могла прийти мысль замазать такую красоту?

– Эндрю привез экспертов из Голландии, и они вынесли заключение – церковь действительно представляет историческую и художественную ценность. Нельзя сказать, что после этого все пошло гладко, однако на городские власти в конце концов надавали на политическом поле, и они были вынуждены уступить – здание было историческим наследием, а Эндрю выкупил участок у застройщика. В прессе тогда над ним смеялись: мол, глупый молодой человек, идеалист с колоссальным наследством, у него слишком много денег, но отчаянно мало опыта. Однако Эндрю не обращал внимания на насмешки и был полон решимости спасти здание… Он нашел подрядчика в Миссула, который специализировался на реставрации старинных зданий, тот укрепил несущие стены каркасом из дерева и стали. Штукатурку отчищали очень аккуратно, вручную, на случай, если под ней найдут что-то интересное. Большая часть витражей, которые вы видите, были найдена в подвальных окнах. Они были замазаны аэрозольной краской. Материалы для реставрации заказывали в Пенсильвании, Теннесси и Латвии. А входные двери Эндрю нашел во время путешествия в одной аргентинской деревне. Но, похоже, Эндрю с самого начала имел представление о том, какой будет церковь после реставрации.

– Это замечательно.

И я правда так думала. Это был шедевр – самое необычное, самое красивое офисное здание из всех, какие я только видела.

Грейси повела меня вниз по центральному коридору, а потом мы снова поднялись вверх и подошли к той самой кирпичной стене и старинным дверям. Это был кабинет Эндрю, святая святых, дом первосвященника от бизнеса. Грейси открыла дверь. Комната оказалась на удивление просторной. Обставлена она была по деловому, однако каким-то удивительным образом в ней было уютно. На столе лежали стопки бумаг, ворох каких-то чертежей и зеленый молескин с календарем, стояла подставка с письменными принадлежностями и валялись какие-то безделушки. Кресло за столом был старым, с кожаной высокой спинкой на шарнирах. На таком когда-то, должно быть, сидел какой-нибудь сенатор, и вот сейчас, вместо того чтобы отправиться на помойку, кресло обрело новую жизнь.

– Это его отца, – сказала Грейси, указывая на кресло.

Я положила руку на спинку и у меня возникло чувство, какое появляется, когда держишь в руках первое издание какой-нибудь знаменитой книги.

– Вы меня извините. Мне надо отлучиться ненадолго, – сказала Грейси.