Сезон дождей и розовая ванна

Он-то был влюблён, это бесспорно, а что касается Кацуко… Ему, конечно, хотелось думать об их отношениях как о любви, но она, что ни говори, была женщиной определённого сорта и за деньги могла одарить любовью кого угодно. Такова её профессия, от этого никуда не денешься. И всё же ему претило слово "профессия" по отношению к Кацуко. Хотелось найти какое-нибудь другое, более современное что ли, определение того, чем она занималась. Быть может, приработок? Или хобби, от которого она получает прибыль?..

И всё же в ней было нечто, отличавшее её от женщин, торгующих своим телом. Она не стала бы спать с кем угодно, лишь бы платили деньги. Не могла отдаться, не испытывая влечения, в это Гисукэ свято верил. И кроме того, у Кацуко было чувство собственного достоинства. Доказательством её разборчивости служило её тело. У обычных проституток, так сказать "жёстких профессионалок", тело стареет быстро. Это Гисукэ знал, как-никак повидал на своём веку всякого. Вспомнил тусклую нечистую кожу и дряблые бёдра уличных девок. А у Кацуко не было ни малейших признаков увядания. Тело как у молоденькой девушки, ещё не знавшей мужчины. Линия бёдер плавная, упругая. Каждая мышца полна юной силы. Попавшееся как-то Гисукэ в романе сравнение девушки с ланью, достаточно банальное и ничего не говорившее воображению, сейчас вдруг получило совершенно новую окраску. Про Кацуко, действительно, можно сказать: "как лань", ничего лучше не придумаешь.

Что касается её интеллектуального уровня, то тут она тоже сильно отличалась от обычных "жриц любви". Это, впрочем, понятно: она ведь раньше училась в театральной студии.

Порой Кацуко, лёжа с ним в постели, заводила беседы на разные темы, чаще всего — об искусстве. И никогда никаких непристойностей. Эти разговоры в постели отнюдь не были "постельными". Она говорила о новом драматическом искусстве очень живо и интересно, упоминала имена иностранных художников, известных японских авторов и постановщиков. Гисукэ иногда не всё понимал, имена, называемые Кацуко, знал только понаслышке, а для неё многие из этих людей входили в круг её прежней жизни. Гисукэ страшно гордился, что сумел заполучить женщину из совершенно другого мира.

Теперь, приезжая в Намицу, Гисукэ уже не должен был обивать пороги гостиниц в надежде получить номер: он останавливался у Кацуко. Как и в первый раз, проходил через невзрачный бар и неизменно восхищался этой простой и хитроумной маскировкой. Зашёл человек выпить, всё шито-крыто. Порой он замечал, что в другие квартиры горничные и приказчики гостиниц тоже приводят клиентов. Однако, когда он бывал у Кацуко, ни один посетитель не стучался в её двери. И ему казалось, что это подтверждает её чистоту: никто не осмеливается беспокоить Кацуко, зная, что у неё любовь. Лишь много позже до него дошло, что уже в баре становится известно, в каких квартирах есть клиенты.

Шли месяцы, миновала зима, а влюблённость Гисукэ не проходила. За день до посещения он звонил Кацуко по телефону. Междугородная связь работала прекрасно: наберёшь код города — и вот уже в трубке милый голос. Кацуко была безотказной, стоило ему сказать: "Приеду тогда-то," как она отвечала: "Жду!" Ничего лишнего говорить не приходилось — полное взаимопонимание. Наверное, и не сосчитать, сколько раз он проделал этот путь: от Мизуо до Кумотори в поезде, дальше — от Кумотори до Намицу — на такси. Стоило Гисукэ сойти с поезда, как его грудь переполняло ни с чем не сравнимое чувство освобождения и счастья, А когда вдоль обочин мелькали сельские пейзажи и вдруг за поворотом возникал мостик с красными шишечками — начало территории горячих источников, Гисукэ охватывала такая буйная радость, словно он приближался к бесценной кринице неисчерпаемых жизненных сил.

Зато возвращение домой было совсем другим. На вокзал Гисукэ приезжал ещё в эйфорическом состоянии, но, когда поезд трогался, начинался спад. И чем ближе был Мизуо, тем больше портилось настроение. По прибытии домой Гисукэ чувствовал себя так, будто из него выпустили воздух.

Дома было уныло. Ясуко с годами становилась всё более вялой и равнодушной. А Кацуко при каждой встрече радовалась открыто, как ребёнок. Ни разу не дала Гисукэ почувствовать, что он намного старше её. И в то же время заботливо за ним ухаживала, старалась во всём угодить. Примерная жена, да и только! Ясуко такое и в голову не пришло бы. А если бы даже и пришло, то всё равно лень одержала бы верх.

Собственный дом теперь тоже наводил на Гисукэ тоску. Слишком велика была разница в интерьере с квартирой Кацуко. И главную роль тут, конечно, играла ванна.