– Всегда говорил и говорю, что преданности во мне кот наплакал. Кстати, номер сорок, – Дэвид вдруг сменил тему, – ты хоть раз видела кровь рефаитов? – Не дождавшись ответа, он продолжал: – На самом деле это эктоплазма. К слову, предел мечтаний нашего драгоценного Бабая. Рефаиты, по сути, ходячий эфир, а их кровь – его жидкий аналог. Видишь эктоплазму – видишь эфир. Выпьешь ее – станешь эфиром. Как они.
– Но тогда и невидцы смогут ощущать эфир. Достаточно глотнуть эктоплазмы…
– В яблочко. Теоретически эктоплазма способна создавать искусственную ауру. Правда, ненадолго, минут на пятнадцать. Но если постараться, то уже через пару лет на рынке появятся таблетки для краткосрочного ясновидения. – Дэвид говорил, устремив взгляд на ночной город. – Поверь, номер сорок, однажды это случится. Тогда мы будем ставить опыты над гадами, а не наоборот.
Похоже, рефаиты совсем идиоты, если приняли Дэвида в «алые туники». От оракула так и веяло ненавистью и презрением.
– Давай последний вопрос.
– Ладно. – Что бы еще спросить? И тут мне вспомнилась Лисс. – Что тебе известно о Восемнадцатом Сезоне?
– Я ждал чего-то подобного, – усмехнулся Дэвид и сдвинул балку на окне. – Идем, покажу.
Мы очутились в зале, где витали духи. Штук восемь-девять, не меньше. В спертом воздухе разливался приторный запах увядших цветов. В углу стоял самодельный алтарь в окружении скромных подношений. Огарки свечей, обломки курительных палочек, высохшая веточка тимьяна, таблички с именами, а посередине букет лютиков и лилий. Он и источал сильный запах.
Дэвид вынул из кармана фонарик.
– Смотри внимательно. Перед тобой обломки надежды.
На металлическом овале, служившем алтарем, было высечено:
ПАВШИМ
28.11.2039
– Две тысячи тридцать девятый, – проговорила я. – Восемнадцатый Сезон костей.
За год до моего рождения.
– Восстание случилось в канун Ноябрьфеста. – Дэвид посветил на импровизированное надгробие. – Кучка рефаитов воспротивилась правлению Саргасов и задумала свергнуть Наширу, а людей вернуть в Лондон.
– Кто именно из рефаитов решился на такое?
– Это никому не известно.
– И что произошло?
– Их предали. Предал человек, восемнадцать тридцать девять семь. Одно слабое звено, и вся цепь пропала. Нашира подвергла рефаитов-бунтарей чудовищным пыткам. Обезобразила их. Людей перебили эмиты. Но ходит слух, что двоим удалось спастись. Не считая Бабая, разумеется. Кроме него, спаслись предатель и ребенок.
– Ребенок?
– Бабай мне все рассказал. Рефаиты его не тронули, посчитали, что такой трус не способен на мятеж. Он на коленях вымолил пощаду. Так вот, по его словам, в тот год сюда привезли девочку лет четырех-пяти.
У меня в горле встал комок.
– За каким чертом понадобился младенец? Воевать с эмимом? Бред!
– Наверняка не скажу, но Бабай уверен, что это был своего рода эксперимент. Хотели посмотреть, выживет ли кроха.
– Конечно нет! В четыре-то года!
– Вот-вот.
У меня на глаза навернулись слезы.
– Девочка умерла?
– Бабай клянется и божится, что тело так и не нашли. Ему собственноручно пришлось собирать трупы, чтобы расплатиться за милость господ. Девочку он якобы не обнаружил, но взгляни!
Луч фонаря выхватил из темноты грязного плюшевого медвежонка с пуговичными глазками. На шее игрушки висел жетончик-ладанка: «XVIII-39-0. Любая жизнь прожита не зря».
Вдалеке зазвонил колокол, нарушив гробовую тишину.
– Кто это сделал? – сдавленным голосом спросила я. – Кто сложил алтарь?
– Арлекины и меченые. Таинственные рефаиты, восставшие против Наширы.
– Они еще живы?
– Сомневаюсь. Вряд ли Нашира позволила бы предателям разгуливать на свободе.
У меня задрожали руки, пришлось спрятать их под тунику.
– Все, я насмотрелась. Идем отсюда.
Дэвид проводил меня до «Магдален». До рассвета оставалась пара часов, но мне никого не хотелось видеть.
Когда впереди показалась башня, я повернулась к спутнику:
– Спасибо.
– За что?
– За то, что показал алтарь.
– Всегда пожалуйста, – кивнул Дэвид. – Давай еще вопрос, покороче.
Я задумалась. Вопросов накопилось море, но особенно тревожил один.
– Почему Сезон именно костей?
Оракул улыбнулся:
– Не знаю, в курсе ты или нет, но название пошло от французского «bonne», что означает «благодатный, урожайный». В таком контексте слово употребляется до сих пор. Правда, редко. «Урожайный сезон» для рефаитов звучит вполне логично – у них это время собирать плоды сотрудничества с Сайеном. Разумеется, у людей иное восприятие. Кости есть кости, со всеми вытекающими – смерть, голод, страдания. Потому нас кличут «собирателями костей». Мол, мы ведем народ на верную гибель.
Я стучала зубами от холода. Если и было желание еще поболтать, то теперь оно начисто испарилось.
– Откуда у тебя такие познания? Не от рефаитов же?
– Больше никаких вопросов, – покачал головой Дэвид. – И так наговорил лишнего.
– Может, ты врешь?
– Нет.
– Но ведь я могу донести рефаитам! – упорствовала я. – Что, если пойду и сдам тебя с потрохами?
– Тогда ты сдашь и себя, – с ухмылкой побил мою карту собеседник. – Кстати, за информацию с тебя причитается, и если расплатишься прямо сейчас, возражать не стану.
– Чего же ты хочешь?