Сезон костей

– Хорошо, – без улыбки ответил надсмотрщик, избегая смотреть в мою сторону. – Идем, Двенадцатый. Вперед, на подвиги.

Оракул украдкой бросил на меня вопросительный взгляд. Я быстро кивнула. Двенадцатый развернулся и уверенным шагом двинулся за надсмотрщиком. Похоже, его совсем не пугала предстоящая битва.

Страж впился взглядом мне в лицо:

– Вы знакомы с оракулом?

– Нет.

– Тогда почему он все время на тебя пялился?

– Извини, хозяин, – прикинулась я дурочкой, – но разве мне запрещено говорить с другими людьми?

Рефаит медлил с ответом. Интересно, эти существа в принципе понимают сарказм?

– Нет, – произнес наконец он, – не запрещено.

И больше не проронил ни слова.

11 Скорбь

Мне не спалось. Голова трещала, в левый висок словно воткнули иголку. Свернувшись калачиком под одеялом, я наблюдала, как тает свеча.

Страж отпустил меня не сразу, сперва предложил еды и питья. Отказаться было невозможно – после тренировки меня мучила сильная жажда. Потом куратор устроился в кресле перед камином и стал смотреть на огонь. Мне понадобилось добрых десять минут, чтобы набраться смелости и попросить разрешения удалиться. Ответом было краткое «да».

Наверху царил лютый холод. Вдобавок страшно сквозило из окна. Тонюсенькое одеяло совсем не грело. Все-таки удалось задремать, но и во сне меня преследовали слова стража: «У тебя убийственный взгляд. Мертвый и холодный». То и дело возникали образы, посланные номером двенадцать. Впрочем, мне не привыкать. Однажды Ник явил картину, как я падаю с покатой крыши и ломаю лодыжку. Спустя неделю так и случилось. С тех пор я никогда не сомневалась в его прогнозах погоды.

Вот и Двенадцатый через фотку попросил встретиться с ним в полночь. Почему бы и нет?

Когда я проснулась, часы пробили одиннадцать. Наспех собравшись, я спустилась в покои стража. Никого. Из расшторенных окон в комнату лился лунный свет. Впервые за все время адресованная мне записка лежала не на постели, а на столе.

Выясни все, что сможешь, про эмитов.

Меня бросило в дрожь. Если велено разузнать про жужунов, значит грядет схватка. А еще это значит, что мне никто не мешает встретиться с Двенадцатым. Можно сказать, все ради дела, ведь оракул уже прошел испытание и наверняка расскажет много интересного. При условии, что его не сожрали живьем.

Ближе к полуночи я спустилась. Ночной портье даже не поздоровалась. Мою просьбу дать нумы выполнила, но нехотя. И презрительно вздернула нос. Видимо, до сих пор злится за инцидент с сиренами.

На улице было прохладно, пахло дождем. Добравшись до Трущоб, я позавтракала баландой в бумажном стаканчике, за которую заплатила парой иголок. Влив в себя несколько глотков мерзкого пойла, я поспешила в «Хоксмур» – так арлекины прозвали постройку, охраняющую библиотеку и прилегающий к ней двор.

Оракул ждал меня за колонной, облаченный в новенькую алую тунику. Всю щеку новобранца пересекал огромный рубец. Заметив у меня стаканчик, Двенадцатый удивился:

– Ты ешь эту гадость?

Я глотнула баланды.

– А ты нет?

– Меня кормит куратор.

– Не всем повезло стать собирателем костей. Кстати, прими мои поздравления.

Мы обменялись рукопожатиями.

– Дэвид.

– Пейдж.

– Пейдж… – Темный глаз оракула уставился на меня, пока второй отстраненно кружил. – Если дама свободна, позвольте немножко выгулять вас.

– Выгулять? Как собаку?

Дэвид засмеялся, не разжимая губ.

– Идем. Если кто спросит, ты помогаешь в расследовании важного дела.

Узкими улочками мы продвигались по направлению к резиденции «Сюзерен». Дэвид был на голову выше меня, долговязый, с мощным торсом. Сразу видно, человек не голодает, в отличие от арлекинов.

– Ты не слишком рискуешь? – спросила я.

– В смысле?

– Тебе ведь нельзя общаться со мной. Не по статусу.

– Не знал, что ты такая наивная, – улыбнулся он. – Ан нет, купилась все-таки.

– А поточней?

– Обособление, номер сорок. И только оно. Вот ты считаешь, раз я получил алую тунику, то не могу общаться с тобой. А почему? Куратор тебе запретил?

– Нет, это и так понятно.

– Неужели тебе не ясно, что на этом и держится Шиол? Зомбирование, промывка мозгов. Нам старательно внушают, какие мы жалкие и ничтожные. Почему, думаешь, людей в Тауэре держат по стольку лет?

Видя мою растерянность, Дэвид покачал головой:

– Ну ты даешь! Сама прикинь, бесконечные пытки, одиночная камера, недоедание. После такого любая перспектива покажется раем.

В принципе, логично.

– Ты бы слышала надсмотрщика! Он искренне преклоняется перед рефаитами, говорит, они должны встать во главе государства.

– Но почему?

– Внушение, номер сорок. Ему основательно промыли мозги.

– Сколько он уже здесь?

– Не сказать что долго, с Девятнадцатого Сезона, но рефаитам предан как пес. Старается раздобыть им лучших ясновидцев из Синдиката.

– Выходит, он поставщик?

– Да, но не бог весть какой. Нашира не прочь его заменить на более достойного, кто смог бы острее ощущать эфир.