Сезон крови

– Я помню, как купил ее для тебя, – сказал я. – Продавщица спросила, не подарок ли это, и я сказал, что да, и она предложила завернуть ее как следует. И я сказал…

– Нет. Ты сказал нет.

Я кивнул.

– Хотя я представления не имею, как завернуть подарок. Никогда не понимал, как это делается. Я сказал продавщице, что все равно сам заворачиваю все подарки для тебя.

Тони прикусила губу, чтобы та не задрожала.

– И что она ответила?

– Сказала, что это так мило и что обычно мужчины рады, когда кто-то может завернуть для них подарок, особенно если они не знают, как это делается. – Мне хотелось протянуть руку и вырвать эту блузку у Тони из рук. Или, может, просто держать ее вместе с ней. – Я сказал, что я не один из этих обычных мужчин.

Отблеск в ее глазах подсказал мне, что, несмотря ни на что, она все еще думала так же. Тони отвернулась, как смогла, свернула дрожащими руками блузку и кинула ее в чемодан.

– Вернувшись сегодня с работы, я не стала сразу подыматься сюда, а сидела на скамейке у воды и смотрела на уток и лебедей. – Она отбросила с лица прядь волос и слабо улыбнулась, не глядя на меня. – Я сидела и курила, и на какое-то время все – этот шум, этот бардак – немного отступило, как будто кто-то убавил звук. Такое приятное чувство. В воздухе было такое ощущение… понимаешь… когда можно почувствовать, как сменяется время года, как весна постепенно становится летом. Другой воздух, другой свет – все другое. Все вокруг новое, но в то же время знакомое. И я подумала, что когда я была девочкой, весна длилась дольше. Ты помнишь время, когда она длилась больше пары недель? Все меняется, даже времена года, хотя на самом деле все остается прежним. Может, в этом-то вся суть. Я посмотрела на скользившего по воде лебедя и подумала, что могу прямо сейчас сесть в машину и уехать. Просто… уехать. Никто не убьет меня и не посадит в тюрьму. Я могла бы просто ускользнуть, и никто бы меня не остановил. Если бы хотела. Я могла бы, и мир бы этого даже не заметил.

– Он никогда не замечает, – сказал я.

– И я стала гадать, почему мы все это делаем? Почему мы остаемся. Потому, что это правильный выбор? Или потому, что мы боимся последствий?

Я обратил внимание, что она не назвала любовь как одну из причин – ни для того, чтобы уехать, ни чтобы остаться.

– Короче говоря, ты уезжаешь из города, так?

Она разочарованно покачала головой.

– Ты все понимаешь так буквально.

– Ах, прости, пожалуйста. Я подумал, что уж сбор чемодана – это буквальнее некуда, – сказал я как можно язвительнее, и все равно этого казалось недостаточно. – Значит, ты не уезжаешь из города. Только от меня.

Она выглядела искренне изумленной.

– Ты этого хочешь?

– Нет.

– Тогда что же нам делать?

– Может, это мне надо уехать? В смысле, может, так положено? Я даже не знаю, как это обычно делается.

Она едва заметно пожала плечами.

– Я тоже.

Она выглядела такой прекрасной, что я готов был ее убить.

– Не могу поверить, ты всерьез думаешь, что только так…

– Помнишь дом на берегу, который достался Марте от родителей? Она сказала, что я могу там пожить, если мне понадобится; это очень мило с ее стороны, потому что она могла сдать его на все лето.

– Да уж, такая заботливая. – Мне снова захотелось выпить, но я остался на месте из страха, что, если я уйду на кухню, Тони не пойдет за мной и наш разговор – какой уж есть – закончится здесь и сейчас. – И я так понимаю, он тебе понадобился.

– Да, ненадолго. Мне нужно отдохнуть от всего и подумать.

– А, то есть после этого отдыха и думанья ты вернешься? Ну хоть что-то.

Тони закрыла чемодан. Жужжание застегнутой молнии пронзило меня насквозь.

– Ты одержим этой историей с Бернардом, ты влез куда не следовало и впутался в мутную историю, справиться с которой тебе не по силам.

– Спасибо за поддержку.

– Тебе надо обратиться за помощью, Алан.

– Это твой дружок предложил?

– Иногда ты ведешь себя как ребенок.

– Ты права. Взрослые люди просто спят с кем-то еще. – Я увидел, как Тони поникла, как будто мои слова по-настоящему ранили ее, и на секунду ощутил волну радости. Я хотел поделиться своей болью. – Никогда бы не подумал, что ты так меня ненавидишь.

Она нарочито громко уронила чемодан на пол, и я представил, как посетители пиццерии на первом этаже смотрят на потолок.

– Я тебя не ненавижу, Алан. Сейчас я чувствую только тоску. Для ненависти или чего-то еще у меня просто не осталось сил.

Я оперся о дверной косяк, чтобы не потерять равновесие, может быть, потому, что слишком много выпил у Дональда. А может, и нет.

– Неужели я действительно такой неудачник?

– Нам нужно отдохнуть друг от друга. Мне нужно…