– Знаешь, мне кажется, было бы куда проще, если бы ты высказалась напрямую, швырнула бы все сразу мне в лицо, – сказал я. – Просто назвала бы меня козлом, отвратительным мужем и неудачником. Но от этого твоего «Мне нужно время» меня просто тошнит. Не надо притворяться, что дело в чем-то другом, Тони. Ты завела интрижку на стороне и теперь убегаешь, чтобы не чувствовать себя такой виноватой. Потому что если ты уйдешь, значит, мы уже не вместе, и это, вроде как, уже не измена, так? Получается, ты уже не предаешь меня, и это куда лучше, чем чувствовать себя безвольной блядью.
Она скрестила руки на груди.
– Ты закончил?
– Нет. Иди ты в жопу, шлюха. Вот теперь закончил.
– Полегчало?
– Не особенно.
– Ну тогда, может, от этого полегчает: сам иди в жопу! – Она подняла чемодан и пошла вон из комнаты, но оказавшись рядом со мной, ненадолго остановилась. – Тебе никогда не приходило в голову, что нет никакой интрижки? Ты веришь тому, в чем следует сомневаться, и сомневаешься в том, чему должен бы поверить.
– Ага, теперь ты еще и в философы записалась? – Я негромко рассмеялся, но это была всего лишь защитная реакция, не позволявшая мне расколоться, рассыпаться на части, сложиться как карточный домик. – Если ты уйдешь, то больше не возвращайся. Если ты сегодня уйдешь, то это конец, слышишь? Все кончено.
– Этого ты точно не хочешь.
– Нет?
– Нет.
– Тогда чего ты от меня вообще хочешь? Чтобы я просил тебя не уходить? Чтобы я умолял? Что? Чего ты от меня хочешь? Скажи, что я должен сделать, я сделаю.
– Я устала, Алан. Я устала, мне грустно и даже немного страшно, но я должна уйти.
– Ты меня любишь?
– Конечно, люблю.
– Тогда почему ты так отчаянно пытаешься от меня сбежать?
– Потому что сейчас одной любви недостаточно. И редко когда хватает ее одной.
– Неправда, – сказал я. – Любви
– Я хочу…
– Ну, разумеется, давай позаботимся о том, чего хочется
– Ты просто не хочешь этого признать, – сказала она громким шепотом, – но так будет лучше и для тебя тоже. Это нужно нам обоим.
– Значит, вот оно как. Вот так просто.
– В данный момент – да.
– Какого черта это значит?
– Нам нужно отдохнуть друг от друга. – Тони медленно подошла ко мне, и пока она не поднялась на цыпочки, чтобы дотянуться до моего лба, я не мог понять, собирается ли она меня поцеловать или задушить. Ее губы, теплые и мягкие, коснулись моей кожи, потом она снова встала нормально. – Вот что это значит. И только это.
Я слушал, как Тони спускалась по лестнице, – она едва справлялась с чемоданом и грохотала им о каждую ступеньку – и чувствовал себя виноватым, потому что не предложил помочь. Вина испарилась, как только завелся двигатель ее автомобиля. Только когда машина отъехала от дома, скользнув фарами по окнам, и звук двигателя растворился в ночи, я по-настоящему осознал, что все это происходит на самом деле. Но она все-таки решилась. Она действительно ушла.
Я снова прокрутил в голове весь разговор, уже в одиночестве, и поймал себя на том, что бормочу свои ответы вслух, стоя в новообретенной тишине на кухне. Мой разум оцепенел, я замер, не зная, что делать дальше. Сумеют ли наши жизни выправиться? Сможем ли мы исцелиться? Мы вдвоем? Мы все? Хоть кто-то?
Я отыскал в буфете непочатую бутылку виски, какое-то время пялился на этикетку, потом схватил телефонную трубку и набрал номер Дональда, решив, что если подловлю его прежде, чем он прикончит всю водку в доме, мне удастся убедить его приехать ко мне.
– Эй, это я. Я планирую упиться в дупель. Хочешь присоединиться?
– Теперь-то что не так?
– А что так? Давай, приезжай, напьемся в стельку.
– Может, я стал провидцем, но мне кажется, что Тони эта затея придется не по душе.
– Ну так ее здесь нет. – Я прижал трубку подбородком, снял крышку с бутылки и наполнил стакан. В трубке раздавалось дыхание Дональда.
– Где она, Алан?
– Она съехала на какое-то время.
– Вот же черт, Алан… Фигово.
– Давай, приезжай, выпей со мной. Привези лед.
– Я уже слишком пьян, чтобы садиться за руль, – виновато сказал он.
– Ясно. – Я вздохнул. – Тогда созвонимся завтра.
– С тобой там все будет в порядке?
Судя по всему, мы поменялись ролями, пусть и на один вечер.
– Слишком рано судить.
– Можно тебя кое о чем спросить?
– Валяй.
– Ты когда-нибудь думаешь о нем? О том, как бы он поступил, если бы был жив?
– Бернард?
– Томми. – Он произнес его имя так, будто это было очевидно, как будто я должен был и сам догадаться, что он не мог говорить ни о ком другом. – В последнее время я часто о нем думаю.
– Я тоже по нему скучаю.
– Иногда кажется, что мы лишились его только вчера, иногда – будто прошло сто лет, да? Иногда кажется невероятным, что его нет уже так давно. – Из трубки донесся звон ледяных кубиков о стекло. – Но он бы знал, как поступить, да? Томми знал бы, что надо делать.