Сезон любви на Дельфиньем озере

Впрочем, днем для этого времени было мало: мы либо работали (то есть Витя с Алексом возились на берегу или в ангаре с аппаратурой, а мы с Вандой болтались на «мыльнице» по коридору), либо отсыпались в самую жаркую пору дня, устраивая себе на южный манер сиесту, — ночью нам было не до сна, теперь мы уже почти каждую ночь целиком проводили на море. Ванда заметно нервничала: она боялась, что погода изменится и светящийся планктон вдруг исчезнет — теперь уже до следующего сезона.

Впрочем, беспокоило ее не только это. Чтобы не только работать, но и вообще находиться на пляже ночью, требовалось разрешение пограничного начальства, а с этим возникли проблемы. На выход в море в темное время суток мощного плавсредства — нашей крошечной плоскодонки — требовалось особое разрешение пограничного начальства. Раньше с этим было просто, с пограничниками биологи всегда дружили, но прежнего капитана, командовавшего заставой лет пять, перевели на повышение, а сюда прислали служаку, который за несколько месяцев засел всем в печенки. Он очень любил, когда ему кланялись в ножки, выпрашивая это несчастное разрешение, ссылаясь на интересы советской науки и народа вообще, а он, с видом посвященного в какие-то неведомые ученым высшие тайны, отвечал на это, что стоит на страже рубежей нашей великой Родины. Каждый день до самого вечера мы не знали, какая муха его сегодня укусила и сможем или не сможем мы ночью проводить опыты.

Даже Тахиру, распившему в его обществе для пользы дела не одну поллитровку, приходилось с ним туго. Ванда же просто шла пятнами при одном упоминании о капитане Свиридове.

Но в один прекрасный день — вернее, это был прекрасный вечер — мы с ним поквитались. Вот как было дело. К нашим соседям в форме приехала высокая комиссия, проверявшая боеготовность застав. Максима по дружбе попросили одолжить катер, который должен был сыграть роль нарушителя. Ровно в 22.30 — с военной четкостью — наши ребята, Никита у руля и Витюша в качестве судового механика, вышли в море, прихватив с собой главного проверяющего — невысокого полковника с желчным, недовольным лицом. Пограничники должны были поймать «нарушителя» в перекрест лучей прожектора, а затем его «перехватить» и на своем катере сопроводить к берегу. Но человек предполагает, а Бог располагает; мощные потоки света суматошно бегали по морю, но найти наш катер никак не могли. Это тебе не то, что поймать в луч прожектора переодевающуюся на пляже женщину!

— Полчаса мы так болтались в море, и с каждой минутой полковник мрачнел все больше и больше, — рассказывал нам впоследствии Витя. — Мы с Никитой перебрасывались все это время скептическими замечаниями. А потом вдруг заглох мотор. Я полез туда, пытаясь выяснить, в чем дело, а Никита безапелляционным тоном приказал полковнику сесть на весла, иначе, как он заявил, течение отнесет нас к турецкому берегу.

Услышав про Турцию, тот беспрекословно подчинился. Жаль, было темно и невозможно было рассмотреть выражение его физиономии! Делать было нечего, и полковник стал грести. Наверное, он не занимался такой физкультурой, по крайней мере, лет десять, потому что лодка еле ползла. Я сказал, что скорее всего кончился бензин, на что Никита заметил: «Да, пожалел капитан Свиридов горючего для начальства!»

— А бензин действительно кончился? — спросила я.

— Ну как тебе сказать, Таня? Для кого кончился, а для кого и нет. — Улыбка на устах нашего ассистента из обычной блуждающе-загадочной превратилась в лукавую. — И все это время эти идиоты никак не могли нас найти. Наконец, когда мы уже приближались к пляжу, они нас достали. И не как-нибудь, а направили луч прожектора прямо нам в морду; свет попал в глаза полковнику и ослепил его. Пот у него по лицу тек не каплями, а прямо потоками. Поймав нас в перекрест, погранцы больше уже не выпускали катер из светового пятна. Полковник произнес несколько слов, которые я не буду повторять при дамах. — Тут Витя повернулся к Ванде и любезно ей поклонился, показав тем самым, что меня дамой не считает (мы недавно поцапались из-за того, что он недозаправил мой акваланг, и, возможно, я неосознанно допустила несколько крепких выражений, которые не должна произносить благородная леди). — Так вот, нецензурно выругавшись, полковник спросил нас, какого черта они не убирают прожектора, хотя мы все равно уже у самого берега.

На это Никита ответил, что, по-видимому, капитану Свиридову доставляет удовольствие наблюдать, как полковник занимается физическими упражнениями, а я подтвердил: да, капитан — он такой, наверняка не убирает свет специально. Полковник прямо-таки зарычал от бешенства. Мы так и причалили в луче прожектора. Надо было видеть полковника, когда он выбирался на берег! Гром и молния — вот уж действительно кто метал громы и молнии! Несчастный начальник погранзаставы попытался подать ему руку, но полковник вылез из лодки без его помощи, промочив вдобавок ноги. Не завидую я капитану Свиридову!