Сезон любви на Дельфиньем озере

Повинуясь инстинкту, я распласталась на воде, задрав голову; тело расслабилось и отдыхало, а глаза цепко обшаривали поверхность скалы. Откуда летел тот камень, который чуть не стал последним событием в моей жизни? Просто сорвался, подточенный бесконечными ветрами и ураганами, или… Или его бросили сверху, бросили намеренно — и очень метко? Ведь если бы я случаем не поскользнулась, то лежать бы мне под этой скалой с разбитой головой! Конечно, наверху никого не было видно; впрочем, ведь и прапорщика, потерявшего фуражку, снизу рассмотреть было невозможно. Если кто-то намеревался меня убить, то он сто раз мог отойти от края обрыва, пока я приходила в себя и отплывала от берега. Тем более, насколько я помнила, именно в этом месте верхняя дорога очень близко подходит к обрыву.

Все. Я сказала себе: все, переживать ты будешь позже, а сейчас надо побыстрее возвращаться на базу. Никто не мог бы заставить меня в этот момент вернуться на то место, где я чуть не лишилась жизни. Я взяла себя в руки и поплыла — так быстро, как будто это было первенство страны. Добравшись до Ласточкина обрыва, где прибрежная полоса расширялась и можно было идти по кромке воды, не опасаясь камнепада, я вылезла из воды и бегом вернулась в лагерь.

13. ДЕНЬ И НОЧЬ СО ЗВЕРЬМИИ ЛЮДЬМИ

С бьющимся сердцем я подошла к воротам, и первым, кто попался мне навстречу, оказался улыбающийся Алекс. Наверное, вид у меня был достаточно странный, потому что он спросил:

— В чем дело? Почему ты смотришь на меня как мокрый, только что вылупившийся из яйца цыпленок, в первый раз взирающий на мир?

— Как ты здесь очутился? То есть… то есть я хотела сказать, что не ждала тебя так скоро.

— И кажется, ты мне не рада… А пришел я обыкновенно, ножками. Я быстро понял, что ребята справятся и без меня, и решил заняться собственной работой.

— Как ты шел, верхней дорогой?

— Конечно же, верхней. Хотел сначала догнать тебя, но вовремя вспомнил, что ты скачешь по камням как лягушка и по берегу мне за тобой не угнаться. Но, как видишь, я тебя даже опередил.

Правда, судя по твоей одежке, ты весь путь проделала вплавь…

— Не весь, а только половину, потому и задержалась. Значит, все остальные еще на озере?

— Наверное. Я видел, что Ляля и Люба собирались возвращаться на биостанцию, и заторопился: мне как-то не улыбалось прогуливаться в их милой компании. Так что я не стал никого дожидаться, думая, что тут мне будут рады. Ан нет…

Я не могла доказать ему на площадке перед воротами, что он ошибается и мне на самом деле приятно его видеть, поэтому ему пришлось проводить меня до хаты, чтобы убедиться в этом. Впрочем, нам некогда было заниматься телячьими нежностями, мы спешили — голод не тетка, а так как мы уже давно опоздали на обед, то только благодаря моим личным связям на кухне нас еще могли накормить. Переодеваясь в сухое, я размышляла о том, стоит или нет говорить Алексу о чуть не убившем меня камне; мне не надо было закрывать глаза, чтобы увидеть его почти воочию, — огромный, серо-стального цвета булыжник, он так резко контрастировал с темными от воды прибрежными валунами…

Впрочем, мне все равно было не до этого, потому что рассиживаться было некогда — надо было срочно идти сменить Ванду. Перекусив на ходу, я пошла на берег и только примерно через час, сделав все, что было необходимо на данный момент, нашла время поделиться своими переживаниями. Но с кем?

Между тем биостанция будто вымерла. Стоял самый горячий полуденный зной, солнце, казалось, взбесилось, и галька на пляже так раскалилась, что чудилось: еще чуть-чуть — и расплавятся подошвы вьетнамок. Даже стойкие, жаропрочные биологи расползлись по укрытиям, чтобы хоть немного передохнуть. Я подозревала, что люди в основном сидят по лабораториям, где кондиционеры, сопя от напряжения, хоть как-то сбивали температуру. Алекс, зевая, ушел от каракатицы еще раньше меня — отсыпаться. Я заглянула к Ванде, в ее относительно прохладный домик; она заносила результаты ночных опытов в толстую амбарную книгу, а истомленный жарой Тошка валялся у ее ног как пушистый коврик и только слегка приподнял голову, завидев меня. Вид у моей тетушки был неважный, под глазами — круги, и беспокоить ее мне не захотелось.

Я отправилась в пятихатки и обнаружила, что девочки, уютно устроившись на одеяле в тени единственного в этом месте бокаута, наслаждаются более чем заслуженным отдыхом. Сегодня, хоть дежурила Ника, досталось им обеим, одной было просто не справиться: в это адское пекло им пришлось готовить на костре — разумеется, по закону наибольшей пакости свет дали именно тогда, когда обед был уже готов. Они подвинулись, как будто сразу поняли: если я сейчас не выговорюсь, меня просто-напросто разорвет то, что меня распирает изнутри.

Они слушали меня молча, изредка задавая вопросы, и обе сразу посерьезнели. Наконец Ника сказала:

— Вообще-то это — естественное явление, совсем недавно эта Лиза с озера тоже попала под камнепад. Но если вспомнить День рыбака, то картина складывается весьма мрачная…