Сезон любви на Дельфиньем озере

На следующий же день мы получили разрешение на выход в море без всяких вопросов. После отъезда высокой комиссии капитан пил неделю без перерыва, а через месяц на заставу прислали нового начальника. Таким образом, эта проблема была разрешена.

Бог как будто услышал молитвы Ванды, и ночи стояли изумительные во всех отношениях. Они были просто созданы для влюбленных и для исследователей, в том числе и для влюбленных исследователей.

Ночное море так и манило в свои томные, теплые, в темноте чудившиеся опасными объятия. С берега вода казалась черной, как самые густые чернила, но где-то в глубине ее поблескивали редкие вспышки. Но зато, когда тело погружалось в воду, все вокруг так и искрилось, и пловец, как и дельфин, оставлял за собой светящуюся тень.

Мне это ночное светящееся море напоминало черный опал, настоящий австралийский черный опал, драгоценный камень, который хранился в коллекции моего питерского дядюшки-геолога. Еще ребенком я любила вертеть его в руках, поднося к свету, рассматривая его то с одного ракурса, то с другого, и в глубине камня то вспыхивали разноцветные искорки, то погасали, заставляя меня искать, раскрыв от изумления рот, — откуда же они берутся? Но раскрыть эту тайну мне так и не удалось, и тот изумительный черный опал остался навсегда в моей собственной табели о рангах одной из чудных загадок природы. Такой же, как Черное море в эти необыкновенные ночи.

Волнения не ощущалось; на поверхности воды, казалось, не было ни морщинки, ни рябинки, но, по правде говоря, только до тех пор, пока мы не были готовы к эксперименту. К тому же моменту, как аппаратура и мы сами были в полной готовности, либо появлялись легкие волны, либо Ася, насытившись или из вредности, отказывалась плыть по прямой.

Тем не менее, несмотря на все накладки, нам удалось произвести несколько удачных съемок, и сезон в любом случае уже не был потерян.

Мы прекращали работу задолго до настоящего рассвета, как только небо светлело. Можно было идти и проспать остаток ночи, но у меня появилось столько неуемной энергии, что хотелось еще хоть полчасика побродить по лагерю, таская за собой сонного Алекса. То и дело протирая глаза и закрывая рот рукой, он уверял меня, что ему действительно интересно прогуливаться со мной по сонному царству и он ни капельки не устал.

Мне всегда казалось, что в ночной тиши, когда ничто и никто не мешает и не отвлекает, интереснее всего общаться с животными. Поэтому в ночных шатаниях у меня был четкий маршрут. Первым делом мы навещали афалин.

Казалось, мне достаточно было бы постоянной компании Аси, но я все равно каждый день старалась обойти и остальных дельфинов. Первым делом мы наносили визит Фифе. Полюбезничав с ней, мы шли на бак, откуда уже убрали гренландского тюленя, чтобы пообщаться с Тишкой. Старый Тоник не любил людей, не подходил к ним по доброй воле и не участвовал в наших играх, затем к ним подселили еще одного постояльца, молоденького дельфина, которого назвали Мишуней. Мишуня сначала был диковат, но когда он увидел, какой кайф испытывает Тишка при поглаживании, ему стало очень завидно.

Обычно, когда Тишка видел меня на краю бака, он мчался ко мне на всех парах, возле борта разворачивался и проходил мимо меня боком, так, чтобы я его прочесала с головы до пят, то есть от кончика рыла до хвоста. Я не обольщаюсь, дельфины обожают меня не из-за моих высоких душевных качеств, а потому, что у меня длинные ногти, о которые хорошо чесаться (имею я право хоть на месяц в году отрастить ногти!). Именно так — в данном случае не я чесала Тишку, а он об меня чесался. Напрасно Алекс призывно хлопал ладонью о воду, напрасно звал его «Тиша, Тишенька» — к нему дельфин подходил только изредка, и то, наверное, чтобы его не обидеть.

Так вот, когда обезьяна Мишуня понял, что я вношу в Тишину жизнь что-то особо приятное, он начал подходить ко мне чесаться в очередь с ним — сначала робко, а потом все смелее. Но тогда уже это не понравилось Тишке, и он стал энергично отталкивать от меня конкурента так, что мы с Алексом покатывались от смеха. Казалось, Мишуне оставалось довольствоваться неискусным почесыванием Алекса, но дельфины недаром считаются умнейшими животными! И он придумал выход. Однажды, когда Тиша в блаженстве нежился у бортика, подставив мне брюшко, Мишуня с разбегу наскочил на него сверху и, притопив товарища, занял его место.

Нет, от них просто невозможно было оторваться, но приходилось.

Через некоторое время ошалевшие от почесываний и поглаживаний дельфины приходили в экстаз (Алекс называл это состояние другим термином) и носились в диком хороводе по кругу, все чаще и чаще мелькая у бортика; все бы ничего, если бы не одно «но» — разыгравшись, они начинали ходить чуть ли не на голове (во всяком случае, на хвосте) и безбожно плескались, так что, зазевавшись, можно было промокнуть с головы до пят. Провести полночи в море, хотя бы и в костюме для подводного плавания, а потом, только переодевшись в сухое, снова оказаться в мокрой одежде — нет, спасибо, я предпочитаю другие удовольствия. И мы прощались и шли дальше.