Сезон отравленных плодов

И правда хорошо: влажные ветки шипят, но огонь разгорается. Дым валит плотными клубами, упрямо лезет Илье в лицо, куда бы он ни отошел. Потеки света на его щеках и подбородке, на пластыре на указательном пальце – неудачно открыл консерву. Сама Женя сидит в сумраке под веткой липы, она и есть часть дышащей многоглазой тьмы, по́росли сныти и крапивы, влажной зелени, беззвучной и невидимой.

После шашлыков спать не хочется. Столько всего жужжит в голове, не унимается, и телу тоже беспокойно – на простыне все время будто что-то перекатывается, колет бедра и бока. Поворочавшись, Женя одевается, выходит на веранду.

На веранде пахнет табачным дымом. У выхода на ступенях курит Илья, сидит, широко расставив ноги в тренировочных штанах и сланцах.

– Ты куришь? – удивляется Женя. – Как же спорт?

– Да я давно бросил, – отмахивается он.

– Понятно.

Молчание. Женя явно лишняя в прокуренном сумраке рядом с Ильей, ей необходимо выйти, чтобы не смущать его и не нащупывать каких-то безопасных тем для разговора. Она пробирается мимо, осторожно, стараясь не задеть его колени, идет по тропинке к дубу, забирается наверх. Родные выступы и впадины сами ложатся под пальцы и мыски кроссовок, и дуб будто помогает ей.

В прошлом году одну из ветвей спилили, и теперь вид открывается не только на дорогу, но и на сонный тихий дом, похожий на коробок с треугольной крышей, доверху наполненный мебелью, тряпками и людьми. От него отделяется тень, идет к калитке, сворачивает к дубу. Шорох травы все ближе.

– Можно? – Илья спрашивает снизу.

Женя пожимает плечом, потом, сообразив, что он не видит, тихо отвечает: «Да».

Он забирается, садится рядом, прижавшись боком, – места на развилке мало, Илья с Женей слишком большие для нее.

– Я думала, ты уедешь с Юлей. Вам же через три дня вылетать?

Илья говорит, что да, он завтра вернется в Москву, нужно еще собрать вещи. Они с Юлей забронировали домик недалеко от берега, Юля сама выбирала, две комнаты: кухня и спальня. Их будут кормить три раза в день – хозяева готовят. Еще Юля планирует бегать по утрам.

«Как хомячок», – думает Женя, может быть, даже вслух.

Был у Жени Тёма, милейший Тёма-хомяк, которого подарила бабушка на день рождения. Сперва совсем кроха, одни глаза и белый мех, потом подрос, ночами бегал в колесе, вкусно ел, его любили и даже иногда чесали, меняли опилки в клетке, а после он стал старым и вонючим, на руки его уже никто не брал, он пошуршал под лесенкой и помер. Зачем он был? Зачем прошел весь этот цикл, каждый день одно и то же? И люди так же: рождение, школа, институт, хорошая работа, брак, дети, отпуска раз в год, внуки, смерть.

Женя считает себя немного Тёмой. Иногда к маме в гости приходят подруги, в обязательном порядке зовут Женю посидеть и с пристрастием расспрашивают, чего и как она добилась за те полгода, что ее не видели. Как учеба? И работаешь еще? Хорошо, что на вечернем, хорошо, что повысили, а парень-то есть? Ну пора бы завести уже, вот у меня Марина… И дальше разговоры про Марину или Альбину, которые уже невесты, видные девки, на свадьбу собирать уж надо, дружный смех.

Когда отец возвращается с работы не в духе, мать и ее подруги притихают. Мать суетится, накладывает ему поесть, обходит острые углы и острые слова, которые отец бросает в ее адрес, а подруги, слыша это, шепчут Жене: твоя мама – мудрая женщина, смотри, как она себя ведет. С мужчиной не надо спорить, к нему нужно с пониманием и лаской, с терпением, нужно быть хорошей, хорошей, ХОРОШЕЙ, и тогда все сложится как надо.

Илья теперь говорит об успехе – успешном успехе, к которому он мчится на всех парах, он горит им, нет, он просто сияет, разгоняя Женин тухлый сумрак. Затем молчит, глядит через листву на пустую дорогу и сонную деревню. У поля заходятся лаем собаки: сперва одна, за ней вторая, уже с другого края, где-то вдали еще одна. Зудит комар, но в темноте не видно где, никак не достать его и не прихлопнуть.

– Мне кажется, что я все время делаю слишком мало, – говорит Илья. – Недостаточно. И не вписываюсь, что ли…

Женя вспоминает о Юлечке и белой свадебной «девятке», совсем Илье не подходящей.

– Девушка много просит?

– Нет. Не только. Это… – Он качает головой, подыскивая слова. – Вот я купил машину. Но какую бы я ни взял, в моем институте есть круче, всегда будут. Я не могу повести Юлю в дорогой ресторан. Или взять и поехать…

– В Париж, – подсказывает Женя.

– Ну например. По крайней мере, не сейчас. Я заработаю потом, я это знаю. Но сейчас я как будто не на своем месте. Меня как будто вот-вот выгонят, скажут: иди отсюда, мальчик.

Илья поворачивается к Жене, его дыхание пахнет сладкой мятой, жвачкой. Еще он пахнет табаком и почему-то мхом.

– У тебя было такое? – спрашивает он.

Женя качает головой.

– Знаешь, а я всегда хотела быть как ты, – говорит она.

– Да ладно?

Глаза Ильи очень близко, и сам он слишком близко, Жене хочется скорее спуститься с дерева.

– Мне нравилось, как легко ты находишь друзей, как к тебе все относятся. И вообще ты очень многого добился, я так никогда бы не смогла.

– А я завидовал тебе, – говорит Илья.