Даша глядит на сообщение. Знает, что отвечать не надо, но очень хочется.
Но не надо.
Она вспоминает грязь, размазанную по ладоням, кровь на лице кладовщика. Стирает эсэмэс, блокирует номер. Допив «Балтику», закусывает мятным драже. Пустая бутылка летит в кусты, а Даша идет домой с долгожданной пьяной легкостью в теле и мыслях.
15
2004
август
После того как Илья уехал, случилась гроза. Из-за леса наползла низкая на-электризованная темень, бахнул гром, так что стекла в окнах вздрогнули и тонко зазвенели. Шишки стучали по крыше, потом во всей деревне отключили свет, и бабушка с Женей искали в чердачных дождливых потемках связку свечей.
Женя села на крыльцо, на место, где сидел Илья. Она сняла тапки, вытянула босые ноги под дождь и думала о морском побережье и Юлиных ночах с Ильей. И это недосягаемое было таким прекрасным, что становилось отвратительным. Жене хотелось сломать домик, который они сняли, испортить погоду в Сочи, отменить авиарейс. Чтобы еда была невкусной, во-да – грязной, а в ванной пахло плесенью и тухлым из трубы.
Свет дали. Бабушка, мама, Даша, тетя Мила уже спали. Птицы спали, спали даже мухи, жужжавшие на кухне днем, не спалось только Жене. Она смотрела телик: в Москве взорвали остановку, самодельное взрывное устройство было заложено у столба, сильное шипение, затем хлопок, мощность устройства не превышала ста грамм тротила, пострадали трое, осколочные ранения, баротравма, стеклянная пыль возле остановки, скорые, автобус, кинологи с собакой. Затем Женя переключила на Первый, на летние Олимпийские игры, телеканалы лопались от бегунов и прыгунов, показали повтор сериала «Клон»: заставка с золотым обнаженным мужчиной, Латиффа переживает из-за возможной женитьбы Мохаммеда и падает в обморок, Жади собирается разводиться. Женя понятия не имела, кто все эти люди. Потом унылая мелодрама про российских ведьм, новости – снова с бегунами, прыгунами, остановкой. Женя переключила бы куда-нибудь еще, но с недавних пор с антенной что-то сделалось, осталось только три канала, а другие, угрожающе шурша, еле пробивались сквозь серую рябь. Она погасила свет и телик и ушла наверх, спать, слушать, как лес мечется, плещет на крышу ветками и мокрым вороньем.
…Утром после завтрака Женя греется под пледом. Она не хочет никуда идти – снаружи серо. Она снова смотрит в телевизор, а там все та же скукота.
Кто-то, подслушав ее мысли, выводит ей полуденные новости про Сочи.
Крупные авиакатастрофы в российском небе, говорит ведущая. Накануне поздно вечером разбились два самолета: один следовал из Москвы в Волгоград, другой – из столицы в Сочи. По последним данным погибли девяносто человек…
Услышав слово «Сочи», Женя цепенеет. Смотрит на карту с нарисованными на ней самолетами и красными линиями их маршрутов. Все это выглядит ненастоящим – одни рисунки и слова, но ощущение игры, нелепого прикола исчезает, когда показывают поле, а в нем обломки самолета. Красные буханки пожарных машин, белые милицейские «девятки» с синей полосой, вертолет, трава, туман, снова обломки.
Женя берет в руки телефон, пролистывает номера до одного: ИЛЬЯ, обменялись перед его отъездом. Каким рейсом он летел? Какой авиакомпанией? Он говорил, просто она забыла.
«…из-за темноты и тумана поиски были осложнены, и лишь под утро с вертолета удалось установить место, а точнее, места падения фрагментов пассажирского лайнера…»
Что, если никто ей не ответит? Что, если на том конце только пепел и оплавленный корпус мобильного?
«…место катастрофы оцеплено. Здесь работают следователи прокуратуры, все тела пассажиров обнаружены, специалисты проводят работу по их идентификации…»
Что, если он в Сочи с Юлей? Тогда эта эсэмэс будет жалкой, от безнадежно влюбленной двоюродной сестры. Странной. Прилипчивой. Женя не хочет быть такой.
«…специалисты уверены, что все остальные тела находятся именно здесь, под обломками фюзеляжа…»
Уже Тульская область, снова поле, будто бы то же, мигалки, милиционеры, оцепление, спасатели, деревенский дом и очевидец – «еще потом два удара», говорит он, – крик петуха на фоне, и все это льется и льется из экрана, не давая сделать вдох.
Тряхнув головой, Женя решается и пишет.
Слова распадаются на сигналы, улетают, прыгают от вышки к вышке. Телефон молчит, он будто затаился. Женя держит его на колене, греет ладонью, пытается смотреть телевизор, но взгляд то и дело возвращается к черно-белому экрану размером со спичечный коробок.
Наконец телефон вспыхивает изнутри, ерзает по колену, затем еще раз.
Будто разжимаются тиски, и Женя снова дышит. Все в порядке. Если он жив, то все в порядке.