Сезон отравленных плодов

Жене было Алинку жалко, но сочувствовать по-настоящему она не могла. Потому что платье отлично сидело и обтягивало зад. Потому что Илья должен был заехать на следующий день, все-таки позвонил, сказал: «Давай гулять по Москве, пока не отвалятся ноги, а потом забежим в какую-нибудь кафешку, первую попавшуюся». И Женя уже чувствовала его губы на своих, его горячий локоть пальцами, свет фонарей и московский вечерний шум в лицо, прокуренный ветер на набережной.

Еще нужно было зайти к родителям, мама попросила.

И столько было в ней энергии, что до «Алексеевской» Женя решила идти пешком – зачем тратить поездку ради одной станции? Она вышла из перехода со стороны метро, миновала «мужика в юбке» – позеленевший от времени памятник создателям первого спутника Земли. Вдруг что-то бахнуло, сбило с ног. Раз – и Женя на асфальте, лежит на осколках у перевернутой мусорки. Непрерывно гудели машины, выла сигнализация, не понять, близко или далеко, – звуки еле прорывались через плотную пелену в ушах. Пахло гарью, люди куда-то побежали – прочь от метро, от Жени. Она попыталась встать, но голова кружилась. Кто-то поднял ее за локоть, провел пару шагов и усадил на траву у торгового дома «Крестовский». Тебе скорую надо, сказал, но Женя отмахнулась.

Дымились припаркованные за палатками тачки, от метро тоже шел дым. Там, на асфальте, лежал человек, были видны ноги в разодранных штанах. Женину руку пекло, она была ободрана и кровоточила. Звуки постепенно возвращались, какой-то заунывный кошачий вой ввинчивался Жене в голову, казалось, еще немного – и стошнит. Спустя время Женя поняла: кто-то стонал неподалеку, лежа на траве.

Приехали скорые, пожарные, менты. Женя ждала, что к ней кто-нибудь подойдет, но все бежали мимо, и она просто пошла, забыв пакет с Алинкиным платьем на траве. Все было как в тумане. Через Крестовский мост над поездами, по проспекту, дома не раздеваясь легла спать. Диана звонила на мобильный, а Жене в это время снился вой машин и почему-то танки. Они ползли к ней по проспекту, за ними гигантской спичкой горела Останкинская башня, кружил над ней погибший дядька, выла сигнализация машины, дымил вход в метро, оповещение кричало, что все это – за грехи наши, за прелюбодеяние, за нарушение структуры мира.

С работы Женя отпросилась, в институт тоже не пошла, Илье написала, что заболела. С шести утра рвало, и отец не разговаривал: думал, что она накануне пьяная пришла. Женя сказала ему правду – его злой спине, – новости эту правду повторили, и папа совсем в себе закрылся. Непрерывно курил на балконе, говорил про «этих с Кавказа», которых гнать надо, нахуй они вообще сдались в Москве, нахуй вообще эта Чечня сдалась всем нам.

Смотри, что делается, услышала Женя бабушкин голос. Смотри, смотри, что делается, но Женя была не в силах разлепить глаза, ей хотелось оставаться в темноте. Бабушка сделала телик погромче, и оттуда встревоженный голос сказал: захват заложников в Северной Осетии в городе Беслан, в тридцати километрах от Владикавказа. Сегодня утром группа вооруженных людей ворвалась во двор городской школы номер один. В это время там заканчивалась торжест-венная линейка. Угрожая оружием, террористы загнали учеников, их родителей и преподавателей в здание…

Женя чуяла дым, вонь горелой резины, горелого мяса – въелось в ноздри. Чужой вой вибрировал в пустом измученном желудке, поднимался в горле. И постепенно ей стало ясно, всё вокруг сложилось в странную, одной ей понятную логическую связь, в структуру, в центре которой была она с Ильей. Из темной тесноты воспоминаний вдруг всплыл двухтысячный, когда случился взрыв на Пушкинской. Казалось бы, еще тогда, на похоронах двоюродного дядьки она должна была понять предупреждение, но нет.

2005 апрель

Ветровое стекло полосует дождь, смывает дорожную пыль. Жене хочется опустить стекло, набрать в ладонь дождя и протереть лицо. Но это будет выглядеть странно, поэтому она сидит и терпит.

Их с Ильей наказывают за нарушение порядка, снова думает она. Наказывают Женю, ведь Женя не для счастья, а счастье не для Жени, оно для милых добрых девочек, для тех, кто учится на дневном и стажируется в Париже. Для обыкновенных, совсем не странных, не смешных. Для тех, кого не возбуждают двоюродные братья.

Как жить в этом – вот вопрос. Как жить спокойно, зная, что тебя вот-вот могут взорвать и отравить, избить и расчленить, сжечь в вагоне метро, удушить дымом, размазать по стенам вагона, когда ты будешь ехать на работу? Нельзя быть счастливой, особенно сейчас, когда в обычной школе могут три дня мучить и убивать детей. Нельзя ездить на метро, ведь каждый с рюкзаком или чемоданом может быть шахидом. Нельзя летать на самолетах – порой они не долетают. Вокруг все заминировано, и струн, которых нельзя касаться, становится больше, когда-нибудь Женя точно одну заденет.