Сезон ведьмы

– Девчонок на свете много, – заметил Ник. – Я бы на твоем месте не стал себя ограничивать. Раз уж мы заговорили о чудесах этого мира, в нем полным-полно очень симпатичных…

– Они на нее не похожи, – возразил Харви. – Эта девчонка способна изменить мир. Любовь придает смысл всей вселенной. Надо быть глупцом, чтобы отказаться от ключа ко всем тайнам мироздания.

– Значит, она тебе нравится, потому что дает тебе ответ на все вопросы?

– Она и есть ответ, – сказал Харви. – И дело не в том, дает она мне что-нибудь или нет.

Вдруг какой-то маленький мальчишка дернул Харви за широкие потрепанные джинсы. На лице у него было написано: я уже устал ждать, сколько можно вести какие-то глупые разговоры о любви?

– Прости, – спохватился Харви. – Чего ты хочешь?

Малыш сразу приободрился.

– Тигра!

Харви стал рисовать у него на лице большое оранжевое пятно и широкие черные штрихи.

– Слышь, смертный, ты всегда с незнакомцами так разговариваешь? – тихо спросил Ник. Из его голоса опять исчезла резкость.

– Нет, – рассеянно ответил Харви. – Я вообще побаиваюсь разговаривать с незнакомцами.

– Ты же мог мне такую лапшу на уши навешать! – воскликнул Ник. – Углубился в философские рассуждения о каких-то там чувствах… Обычно я с людьми или занимаюсь сексом, или проклинаю их, делов-то…

Харви слушал вполуха, углубившись в рисование тигра, но вдруг осознал, что этот странный тип произнес при ребенке слово «секс». Он бросил на Ника возмущенный взгляд.

– А что такого? – спросил Ник, вроде бы даже уязвленный. – Это же здорово. Приятно. Мне нравится. Просто ты не понимаешь. У некоторых людей сердца жесткие и холодные, как высоченная каменная стена.

– Прости, – сказал Харви, – но все это чушь. Сердца – это не стены. Можно выстроить стену вокруг сердца, если не хочешь, чтобы тебя ранили, только это очень грустно. Ведь тогда у тебя не будет вообще никаких чувств.

Ник прикусил губу.

– Ч… чувства? У меня их давно не было. Но в жизни… Я, кажется, имел какие-то… чувства. Ведь я же способен говорить о них.

Он отвел глаза и стал аккуратно складывать раскиданные эскизы. Харви смягчился. Сейчас, в таком чудесном расположении духа, он не мог долго сердиться. Ужас и тревога, страхи и сомнения легко соскальзывали с блестящей глади его разума. Харви наложил последние штрихи – тигр получился отменный – и стал вполголоса напевать.

– Да ты, кажется… и вправду счастлив. – Голос Ника снова зазвучал растерянно.

– Да, – подтвердил Харви. Отступил на шаг и показал малышу его тигриное лицо в зеркале. У него за спиной Ник что-то прошептал – Харви не расслышал.

В зеркало ударили солнечные лучи. Тигриное лицо получилось даже лучше, чем Харви рассчитывал. Оно было как настоящее – настолько, что на миг Харви даже почудилось, будто нарисованные усы дернулись.

Малыш расплылся в восхищенной улыбке. Он не верил своим глазам. Харви усмехнулся в ответ и тихонько рыкнул. Опустил зеркало, и на мгновение в нем отразился Ник. Он как раз подмигнул малышу и как-то таинственно улыбнулся. И улыбка была совсем незлая. А может, и вообще все его улыбки были незлыми, подумал Харви, погруженный в чувство всеобъемлющей теплоты ко всему на свете.

Харви часто бывал пугливым или подозрительным. Но он этого не хотел. Так уж само получалось. А сейчас вдруг понял, как это исправить.

Может, Ник просто одинок или несчастлив. И Харви тепло улыбнулся парню.

Нику это заметно понравилось.

– Какие красивые эскизы. Много рисуешь?

– Всегда, когда есть возможность. – Вопрос захватил Харви врасплох, но он был признателен за этот внезапный интерес. – Когда отец не видит.

Ник одобрительно кивнул:

– Мне нравятся бунтовщики.

– А ты рисуешь?

– Не так. Символы для ритуалов и тому подобное. Для школы, – пояснил он. – Для уроков повышенной сложности.

– Ах, повышенной, – протянул Харви. – Да ты, видать, ботаник.

Едва он произнес это слово, как сразу понял, что невежливо называть ботаниками людей, с которыми только что познакомился. Томми часто звал так его самого, и Харви это нравилось. У Томми получалось мягко, по-доброму. Харви надеялся, что и у него не прозвучало как грубость.

Ник, все так же улыбаясь, провел рукой по черным волосам.

– Как скажешь, увалень деревенский.

У Харви не было друзей среди мальчишек, и он плохо знал, что можно им говорить, а чего нельзя. Обычно ребята в школе смеялись над ним за любовь к рисованию, за то, что он дружит только с девчонками, за то, что не любит болтать о футболе. Харви всегда подозревал: если в нем действительно есть какой-то изъян, видимый отцу, то и ребята тоже его замечают.

И вдруг ему с надеждой подумалось: хорошо было бы иметь хоть одного друга среди ребят.

– Любишь футбол? – спросил Харви.

– А что такое футбол? – растерянно заморгал Ник.

– Вот и я точно так же к нему отношусь, – усмехнулся Харви.