Сфера времени

— Понятно, это мужская магия, и мне она не доступна, — усмехнулась Фрося и попросила свёрлышко для отверстий под заклёпку. Ей выделили одно и к нему небольшой лучок. Женщина не без грусти посмотрела на комплект, прикидывая как, а главное, сколько она будет сверлить отверстия всем этим добром.

После дошли до кузнеца. Своего золотаря в селе не было, но нехитрые украшения из бронзы и серебра делал этот мастер. Мужчина слушал, хмурил брови, и Ефросинья была уверена, что, не стой рядом отец Никон, отправил бы просительницу куда подальше. Однако спорить с игуменом не стал.

— Раскую я тебе серебро тонко. Размер какой нужен? — пробасил он.

Фрося показала рог и отмерила на нем пальцем ширину.

— Вот столько. А вальцов нет? Прокатать всяко быстрее, чем ковать.

Кузнец удивлённо поднял опалённые брови, а игумен хитро прищурился.

— Нет вальцов. Давай Григорий откует тебе, он в этом мастер, и инструмент для чеканки завтра привезёт, а мы с тобой поедем домой, и ты мне угольком на досточке нарисуешь, что за вальцы, хорошо?

Фрося задумалась. В общем, почему бы и нет, ведь технология там ну ненамного сложнее мельничных жерновов. Однако пришли к ней не в тринадцатом веке и не в Муроме. «Хотя город через тридцать лет так разрушат, что почти ничего не останется. Ну, найдут фрагмент чего-то и будут гадать, что это и как использовалось. Мало ли таких находок? А так мои знания может пользу принесут. История тут оказалась совершенно бесполезной. Ни разу так и не пригодилась. Папина медицина помогла, мамино ювелирное дело тоже, а всё остальное — так… сказки лишь рассказывать».

В доме у отца Никона было непривычно светло, подчеркнуто чисто и, пожалуй, уютно. В сенях на полу постелен плетёный коврик. Рядом стойка для обуви и сменные войлочные тапочки. В стену вбиты кованые крюки для верхней одежды. Чуть поодаль рукомойник со сливом. Фросе очень хотелось обследовать, куда уходит вода, она знала про Новгородскую канализацию, но вот здесь, рядом с Муромом, обнаружить что-то подобное не ожидала.

В большой клети сияли побелкой стены, пестрели зелеными бликами от двух застекленных окон солнечные зайчики. Во всю стену тянулся большой книжный шкаф, от которого у женщины перехватило дыхание. "Что там говорили про Анну Ярославну? Что она увезла во Францию свою библиотеку? Кажется, её дорога проходила мимо дома этого священника". Тут были труды на русском, арабском, греческом, латыни.

Возле одного окна стоял большой деревянный стол, заваленный берестой и пергаментом и на всём этом схемы, чертежи, формулы. Рядом красовался фонарь, похожий на масляные лампы девятнадцатого века, большая стеклянная линза и принадлежности для письма.

Возле другого окна — маленький столик с пузатым глиняным чайником и шахматной доской. Рядом пара плетеных кресел с мягкими подушками.

Все это просто не укладывалось у Ефросиньи в голове. Пожалуй, в Византии или Риме ещё можно было встретить кого-то подобного, но что этот человек делает тут?

— Далеко отсюда, в стране, где восходит солнце, растет удивительное растение — Ча Шу — Священник разжег огонь в глиняной жаровне и поставил на нее свой чайник. — Местные жители собирают его и как-то хитро обрабатывают, превращая зеленые листья в твердые пластины. Небольшой кусочек такой пластины, и вода становится цвета янтаря, а вкус насыщенный и немного терпкий. Будешь?

Ефросинья ошеломленно кивнула. А потом они в молчании пили настоящий ароматный чай, и женщина чуть не плакала от радости.

После она рисовала ювелирные вальцы, вспоминала и объясняла, сбиваясь на русские термины, что для чего нужно. Дальше они спорили до хрипоты и решали, чем заменить те или иные детали. Позже, вечером, возвращаясь к себе, она подумала, что в этом диком, страшном и необузданном времени у неё появилось то, чего не было в прошлой жизни. Друг.

На следующий день кузнец привез раскованную пластинку серебра и один единственный пуасон — по сути своей просто небольшой гвоздик для нанесения насечек.

— А молоточек? — Фрося посмотрела в непроницаемое лицо кузнеца. — А штихелели? Работать-то чем?

— Что такое штихель, я не знаю, и «молоточков» у меня нет, только клещи и кувалда, можешь завтра заехать, — гоготнул он, и Ефросинье сразу вспомнились все материны рассказы о конкурентах и их интригах. Ладно. Пусть упивается своей маленькой победой. Земля круглая, даже если об этом кузнецу невдомек.