– Очень, очень похоже! Не забывай делать это почаще, особенно с людьми низкого звания. Хмуришься ты на славу. Относительным затворником ты можешь остаться еще с месяц или полтора, вряд ли дольше. Потом освоишься и станешь показываться и в обществе, и в Совете… и
Вот оно что! Астромагия? Значит, ранее оброненная фраза, что «звезды сказали», была не пустым звуком. Астромаги не афишировали свои занятия с предсказаниями будущего, потому что они не укладывались в общую концепцию Уставов Храмов, но кое-где их весьма почитали. Например, в Шилсе, где император и весь его двор шагу не делали без свежего гороскопа. Армандо вполне мог знать, что сын долго не проживет. Может быть, как-то пытался это предотвратить, да не вышло?.. Марко с пониманием кивнул и даже не обратил внимания на словечко «прочие». Оно всплыло только через некоторое время и в совершенно неожиданном ключе.
А пока что мессир Армандо заставил его возиться с копированием старых грифельных набросков Лодовико, служивших эскизами будущих картин-сфумато. Как и полагалось рыцарю Третьего Храма, сюжеты были связаны сплошь с усмирением стихий – ветра, бурь, снегопадов, с вызванными дождями и сплошь солнечными неделями без единой капли воды с небес. Впрочем, не все. Вот, например, град, побивший в Галанте часть виноградников. Кара по решению Совета, не иначе. За что? Да мало ли – нарушение политических договоренностей, отказ кесаря вовремя погасить часть долга перед Сумарой или просто превентивная акция устрашения. Какая разница?
Но за этим наброском, давшим, без сомнения, начало великолепному художественному полотну, Марко видел иное: неурожай, уничтоженные плоды труда сотен крестьян, отнятые за долги фермы и многое другое. Мессир Армандо внимательно наблюдал за выражением его лица и наконец предостерегающе поднял здоровую руку, сверкнув брачным перстнем.
– Будь холоднее, мальчик. Это ведь та высшая ступень посвящения, которую проходят все рыцари, только после нее их удостаивают семейного стяга. Первый Храм – магией отнять жизнь у теплокровного животного, Второй – устроить землетрясение или наводнение, к примеру, Третий – направить негативные погодные условия туда, где меньше всего их ждут. Только переступив через себя, через свои чувства, жалость, гнев, боль – ты станешь рыцарем. Отрекись от чувств, вывернув наизнанку сердце.
– Я им не стану, – бросил Марко, с силой нажав на грифель и моментально сломав его.
– Браво! Наш семейный жест. Мне нравится. Ты, может, и не станешь, а у твоего отца тогда хватило сил пойти до конца, его ступенью посвящения был ураган. Рыцарем он стал во время моего Командорства… Знаю, что это угнетало Диего долгое время – но такова цена.
– Эта цена мне непонятна. Она чрезмерна. Неужели нельзя иначе закалить свое сердце, кроме как причинением зла против собственной воли?
Черные глаза не изменили выражения, разве что седые брови Армандо теперь выглядели нахмуренно – как и смоляные брови лже-Лодовико.
– Причиненное зло? Ты покупаешь мясо у мясника или спокойно здороваешься с палачом, лишающим жизни преступника по приговору – с какой стороны рассматривать абстрактное, сотворенное ими зло, отнятые жизни? Зло нужно уравновешивать благодеяниями. Это высшая философия, а тебя вынужденно забрали из школы задолго до начала ее изучения.
Марко мог бы спросить, какие такие благодеяния, помимо положенного управления погодой, совершал прозванный Нечистым мессир Ледяных пустошей, но вместо этого снова задал вопрос о прошлом своего отца – тот, который занимал сейчас больше других.
– Он мог знать… о том, что сделал Гвидо с…
Синомбре не договорил. И так ясно, что речь идет о двух жертвах сфумато неро под крышей этого замка, а возможно, и о третьей – если Лодовико коснулась какая-то порча в виде прогрессирующего безумия.
– Для твоего отца Гвидо умер гораздо раньше, чем в жизни семьи Ди Йэло произошли изменения, – достаточно спокойно проговорил старик. – Наверняка ты с детства слышал слова отца о смерти его старшего брата, иначе не вел бы себя так уверенно с подделками. Гвидо готовил свое исчезновение тщательно и долго, потрудившись сделать так, чтобы незыблемые доказательства смерти дошли до единственного близкого человека – Диего.
– Но почему?!
В мастерской как будто пронеслось холодное дуновение зимнего ветра, колыхнувшего огоньки свечей.