Сфумато

Поначалу Марко был в неведении относительно причины беспорядков, и им двигало вполне естественное желание прикрыть от бегущей толпы и увести подальше Бьянку – ей не место на пожаре, который вполне может охватить всю ярмарку и перекинуться на город. Краем глаза он все-таки видел, что девушка особо не напугана, нет, – преодолев первые секунды замешательства и паники, она немедленно начала оттеснять скатившихся со снежной горки малышей в сторону, противоположную огню, дыму и крикам. Перчатка Лодовико помогла бы сейчас сделать главное – обрушить снежные и ледяные башенки потешного городка. Да, чужие труды были бы разрушены, зато плавящаяся от жара масса моментально превратилась бы в воду, заливая все вокруг и предотвращая расползание огня. Но перчатка осталась в Белом замке.

А потом Марко услышал:

– …кто-то из людей Ди Йэло, кто же еще!

– …сам не сдох, и дружки его покоя не дадут!

– …когда это кончится?!

Слова болезненным эхом откликнулись в голове Синомбре. Именно сейчас так нужен Донателло, который уже должен был вернуться от матери Руфино, так где его все мартышки Пана носят?! Надо разобраться с происходящим – и нельзя оставить Бьянку одну, какой бы смелой сейчас она ни казалась. К огромному облегчению, рядом как из-под земли вырос молчаливый Ди Пьетра.

– Отвечаешь головой! – бросил ему Марко, крепко беря за плечи жену и вынуждая ту остановиться на месте. – Выведи ее отсюда.

Поймал ее просящий взгляд, мотнул головой.

– И всю детвору, что крутится поблизости, – тоже. Слышишь меня?

– Да, мессир, – кивнул Ди Пьетра и, несмотря на писк и слабое сопротивление Бьянки, через секунду ее мужа уже и след простыл.

Марко буквально вонзился в толпу, состоящую из зевак и тех, кто заканчивал спешное тушение очага пожара, которому, как уже ясно было, не удастся поглотить соседние постройки. Пламя разве что облизало бока строений и обуглило навесы торговых прилавков поблизости. Но бо́льшая часть дома и практически вся пекарня несчастного булочника превратилась в головешки – это было равносильно катастрофе для его семьи.

Кругом звучали слова сочувствия в адрес пострадавших – громко, и проклятия в сторону обладателя черного плаща и его собутыльников, с которых вполне сталось бы продолжать бесчинства – гораздо тише, потому что человек в черном плаще уже извлек из ножен меч, не считая конфликт исчерпанным.

– Ваша милость, вы пустили меня по миру! – Голос пожилого булочника, измазанного в муке пополам с сажей, был полон отчаяния.

– Заслуженно. В другой раз твой продавец будет думать, прежде чем мешать мне и моим друзьям развлекаться.

Меч из ножен был вынут с одной целью – подрубить деревянную опору того прилавка, что был пощажен пламенем. Человек в волчьем плаще сделал замах и…

Сталь со звоном ударилась о сталь другого меча.

– Что?! – взревел человек в черном плаще, в мерцающем свете факелов не сразу разглядевший того, кто заступил ему дорогу. – Куда лезешь?

Тот, кто преградил ему путь и так неосмотрительно вступился за булочника, был закутан в серый плащ, частично укрывший лицо капюшоном, да к тому же носил черную бархатную полумаску. Не иначе какой-то приезжий дурак, не знающий, чем чревато вмешательство.

Его левая рука держала меч. Правая быстро поднялась – и маска была снята. Лицо, скрывавшееся под ней, и синие глаза, полные гнева, в толпе не ожидал увидеть никто. Несмотря на исказившиеся черты лица, голос чернобородого мужчины звучал довольно-таки холодно.

– Ван Гот, ты?.. Чем ты тут занят? Кто твои дружки, пусть выйдут вперед. Я их плохо рассмотрел.

Но дружков уже и след простыл, они просто испарились, как только услышали первые слова Ди Йэло-младшего. Толпа тоже сделала несколько шагов назад, а кто-то и вовсе поспешил дать деру. На лицах оставшихся явно читались те чувства, которые Синомбре в волшебную ночь уходящего года видеть не хотел, – страх и ненависть.

– Я не занят, мессир. – Ван Гот медленно опустил меч, полагая, что ему точно ничего не грозит. – Ставлю хамов на место, вот и все.

– Устроив пожар?

– Тоже способ, – пожал плечами рыжебородый галантец.

Синомбре чувствовал, что внутри все как будто покрывается льдом. Это была уже не ярость, а самое настоящее бешенство, которое, впрочем, он пока что успешно сдерживал.

Он не мог знать, что сейчас с краю толпы за ним внимательно следят двое мужчин. Как и в нем самом, по одежде в них можно было признать аристократов – дорогое сукно плащей, меховая отделка кафтанов, тонкой выделки кожа перчаток и сапог, золотые пряжки-застежки. Черные бархатные полумаски прикрывали лица. На плече одного из мужчин сидела болотная сова.

– Ты видишь? – со злостью проговорил хозяин совы, обращаясь ко второму мужчине. – Достойный человек, лучше многих, которых я знал, в могиле, а земля до сих пор носит эту погань!

– Вижу. Что вы думаете?

– Одолеть такого мастера клинка, как Томазо… Я склонен предположить, что с ним справились вовсе не в одиночку. Смотри, Ди Йэло жив-здоров. С Томазо поступили бесчестно, ибо последний удар клинка пришелся в спину.

Повисло молчание. Второй мужчина задумчиво потер переносицу под бархатом маски.