Сфумато

– Увы, вернуть твое лицо вместе с прежней жизнью никак не получится. Ты использовал мощь Кьяве Доро, подарив свободу всем, кто еще был жив под властью сфумато неро – и никому не дано знать, где и когда эта творческая субстанция соберется снова. На это могут уйти минуты или столетия, но обнаружить место нового рождения Золотого Ключа вряд ли удастся просто так, наудачу… Это дело потомков наших потомков, не иначе. Почему Ключ не помог сбросить маску-сфумато ни тебе, ни твоему дяде после смерти? Предположения есть. Во-первых, ты сам кровный родственник Лодовико и Гвидо, но дело не только в этом. Мы обыскали все мастерские в Белом замке. Мы не нашли ничего, что указывало бы на сфумато, сделанное Гвидо для себя самого, но твое, как мне кажется, здесь. И даже Золотому Ключу не удалось пробить то, что было сотворено недоступным пониманию способом, опровергающим и само изобразительное искусство, и философию живописи, и ее функцию тоже. Как бороться с абстрактным злом, еще предстоит понять.

Двое рейтаров внесли в камеру мольберт с закрепленной на нем небольшой картиной в квадратной раме. Марко обратил внимание на то, что парни старались даже мимоходом не коснуться самого холста, а едва установив мольберт, поспешно осенили себя охранными знаками. Изображение на холсте было странным. Оно не внушало ужаса или отвращения, оно поначалу не вызывало и вовсе никаких мыслей и чувств. И только по истечении нескольких секунд пристального разглядывания хотелось почесать в затылке и спросить себя: это примитивная мазня? Это мистификация? Это какой-то бунт против искусства? Это отказ от содержания? Это смерть и полное отрицание всего сущего?

Марко ограничился растерянным вопросом к Командору:

– Что это такое?

На белом холсте присутствовал один-единственный объект – черный квадрат. На самом деле он не был ни таким уж квадратным, ни таким уж черным. Его стороны не были равны друг другу, а черная поверхность была испещрена цветными трещинами. Создавалось ощущение плохо зажившей корки на ссадине.

Раймундо Бентозо вынул свою кисть и грустно усмехнулся.

– Я могу только показать тебе то, что скрыто под верхним слоем. Но я не знаю, как отделить друг от друга два тела, сведенные в единой маске-сфумато и упакованные в цветовую беспредметную форму. Твой прежний облик там. Вместе с посмертным рисунком тела Лодовико. Опытами с разделением такой маски и ее носителя забавлялся мессир Ди Монтанья. Но все несчастные, испытавшие на себе подобное, погибли.

«Пастухов словно склеили вместе, а потом пытались отодрать друг от друга…»

Марко вздрогнул и кое-как подавил готовый вырваться наружу судорожный вздох.

– Надо ли тебе смотреть на это, сын мой? Уверен?..

Движущаяся в воздухе кисть-артефакт как будто приоткрывала покрытую трещинами черную завесу. И вот тогда-то Синомбре медленно покачал головой. Он был раздавлен этой новостью, и слова мессира Раймундо не сразу дошли до него и обрели смысл.

– Я повторяю: никому не нужен ни мертвый Марко Салазар, ни столь же мертвый Марко Синомбре. Оба преступившие закон – вольно ли, невольно, не имеет значения. Мне – и многим другим – нужен живой Лодовико Ди Йэло. Член Совета. Хозяин Ледяных пустошей. Опытный маг. Муж прекрасной женщины и сын той, что вот-вот очнется от колдовского наваждения и будет нуждаться в поддержке и сыновней любви. Настоящий друг для многих, готовых ради этой дружбы совершить невозможное. Рыцарь Третьего Храма. Тот, кто поможет воссоздать из пепла потерявшие состоятельность законы оскудевшего рыцарства. Я в него почему-то верю. Может быть, у этого Лодовико даже останется свободное время на работу над новыми пьесами. Он возьмет псевдоним и будет творить под ним, но вряд ли выйдет на сцену в очередной маске-сфумато.

Видя ошеломление на лице собеседника, Командор своей тяжелой рукой, отмеченной Печатью Леонардо, крепко, по-мужски, хлопнул его по плечу.

– Клянусь всеми Эоловыми частями тела, хоть это и богохульство, сын мой, что Совету ни разу за время своего существования не приходилось создавать такое многостороннее силенцио дорадо! Документ для подписей, наверное, длиной в треть пола этой камеры, где тебе уже совершенно нечего делать. Да, и если хочешь, чтобы Орсино и Консалво ответили за незаконно примененную к тебе огненную пытку, только свистни.

В ответ Командор услышал довольно-таки длинную тираду из выражений, принадлежавших рейтарскому дезертиру по имени Леандро. Высказана она была по отношению ко многим участникам этой странной пьесы, включая самого Раймундо Бентозо. Рейтары же из стражи Магистрата, принесшие картину, сделали вид, что не слышат ничего, кроме мужского хохота двух рыцарей, прокатившегося из камеры по всему этажу.