Сфумато

С этим диагнозом в армию тоже не брали, а добивались его с помощью ежедневного приема таблеток эфедрина. Правда, среди моих сокурсников, таких, кто как бы прошел это испытание, не нашлось. Было похоже, что, решившись на подобное, я стану первопроходцем, своего рода пионером в «косьбе» этим способом.

День прохождения медицинской комиссии был уже назначен, поэтому мне предстояло провести несколько тренировочных «прыжков».

В аптеке я купил пачку таблеток эфедрина, тогда он продавался без рецепта, потому что считался невинным лекарством от кашля.

Я проглотил их с трудом, запил водой и, затаив дыхание, стал ждать результата. Ждать долго не пришлось. Уже минут через десять начали появляться симптомы. Зуд в корнях волос, приятное покалывание на коже головы, легкое головокружение, переходящее в тошноту, а чуть позже и рвоту. Видимо, я принял сразу слишком много таблеток.

Короче, мне было так плохо, что я уже решил, что от эфедрина придется отказаться. Поскольку других подходящих для меня способов косить от армии не было, я решил сдаться и пойти служить.

В назначенный военкомом час я явился для прохождения медкомиссии. Это было на следующий день после моего неудачного эксперимента. Помещение военкомата, где проходила комиссия, напоминало ЖЭК или «красный уголок». На столах были разбросаны журналы с военной тематикой, на стенах плакаты, агитировавшие призывников приобретать профессии строителей и шоферов. Я с затаенным любопытством рассматривал лица будущих защитников родины, которые ждали своей очереди, и, кроме ужаса и жалости к самому себе, ничего не чувствовал. И тут я осознал, что должен получить белый билет во что бы то ни стало. Неужели опоздал? Хотелось убежать и снова наглотаться эфедрина, но было поздно: я услышал свою фамилию и послушно пошел по врачам: рентген, окулист, проверка на плоскостопие, которое у меня было с детства, ухо-горло-нос и так далее. По мере продвижения по кабинетам я старался как можно глубже дышать и долго задерживать воздух в легких. «Эксперты» утверждали, что это усиливает сердцебиение. Хотя я понимал, что теперь это уже не поможет. И вот, наконец, момент истины – кабинет кардиолога.

– Дитин, как вы себя чувствуете? – услышал я словно в тумане.

– Неплохо, – ответил я незнакомым мне голосом.

– Что вы так тяжело дышите?

– Не знаю. Волнуюсь, наверное…

– Садитесь и дайте мне руку. – Плотно обмотав мою руку черной манжетой, врач тихо и коротко приказал: – Сидите спокойно.

Я притих, чувствуя, как нарастает давление манжеты.

– Та-а-ак, – протянул доктор, выражая своей протяжностью что-то вроде удовлетворения. И скомандовал: – Встаньте.

Я послушно встал.

– Снимите рубашку.

Он долго блуждал стетоскопом по моей спине и груди, внимательно вслушиваясь. Я не видел его лица, только редкие волосы, на которых осела пыль перхоти.

– Одевайтесь, – бросил он коротко, сел за стол и начал что-то писать. – К следующему разу принесите мне копию вашей истории болезни из районной поликлиники. И вот вам направление на электрокардиограмму. К следующей среде, понятно?

– А что, доктор, что-то не так? – спросил я, стараясь не выдать свое радостное волнение.

Значит, у меня будет еще одна возможность! Ну, держитесь, до среды я так наглотаюсь эфедрина, что уж точно будет «что-то не так».

Я вышел из кабинета, как бесстрашный дезертир, решившийся во что бы то ни стало победить Советскую армию. В коридоре замедлил шаг, чтобы еще раз окинуть взглядом будущих сержантов и старшин, и в который раз подумал: вот Я и вот ОНИ.

На стене висел плакат, предостерегающий меня от задуманного плана. Его текст информировал о трехлетнем сроке лишения свободы за попытку симуляции болезни. Подобные действия попадали под статью Уголовного кодекса «Дезертирство». Считать, что текст на плакате меня испугал, я не мог, скорее, только добавил спортивного азарта. Теперь дело за техникой и мастерством. С этой мыслью я решительно направился в аптеку.

Всю отпущенную мне неделю я экспериментировал, постепенно то увеличивая, то уменьшая дозу. Папка с копией истории болезни и результатами кардиограммы покоилась на моем письменном столе. Иногда, проглотив очередную порцию эфедрина, я поглядывал на них и испытывал какое-то незнакомое мне до сих пор приятное чувство торжественного и спокойного наслаждения. Ни тошноты, ни рвоты не было и в помине.

Как я мог жить без эфедрина раньше? Препарат стал мне настолько родным, что я чувствовал каждое его движение в кровеносных сосудах, знакомое и приятное щекотание в корнях волос, наступающее в течение двадцати – тридцати минут после приема. Правда, действие лекарства, к сожалению, было не таким уж долгим, оно продолжалось где-то в течение трех – четырех часов, потом я приходил в свое обычное состояние.

В один из таких моментов я решил получить консультацию у моего дядьки Якова, опытного кардиолога. Консультация закончилась разрывом отношений.