Сфумато

– Ты глупая, Райка, ты должна быть в школе, а вместо этого приехала сюда, захотела комсомольской рыбки, наверное… Лучше пошли матери и братику тридцать рублей, штаны и ботинки, пусть они будут счастливы, а ты будешь ходить босая… Завтра опять идти потрошить эту сраную рыбу! Глаза б мои на нее не глядели! Сдохнешь здесь с этим проклятым планом… Когда у твоего кончается срок? У моего первого мая, обещали амнистию…

Брюнетка, немного перебрав, отшатнулась к своей кровати, упала вниз лицом и принялась рыдать. Край юбки задрался, выглянула комбинация и тонкие ноги в рваных чулках, делая плоскую фигуру еще более жалкой. Никто ее не успокаивал.

– Пусть поревет, может, полегчает, – сказала певица, вешая гитару над кроватью.

Варвара вернулась к столу и сообщила:

– Она страдает, потому что ее парня убили.

– Как? – спросил Кирилл в замешательстве.

– Как, как! Бежал из лагеря. Вот так и убили. Теперь не будет больше бегать.

Женщина на постели зарыдала еще громче.

– Давайте помянем! – предложила певица, наливая водку. – Клавдия, мы пьем за его память! – сказала она, повернувшись к ее кровати.

Клавдия продолжала рыдать.

Я был пьян. В комнате воняло шпротами в масле.

– Вера, пойду пройдусь, что-то я себя неважно чувствую.

Мы вышли из комнаты, побрели по опустевшему коридору. Должно быть, уже поздно, и все ушли на танцы. В коридоре мы натолкнулись на мужчину и женщину. Он, держась за ее смятый плащ, закинутый на спину, ритмично двигался взад – вперед.

– Эй, мужик, закурить не найдется? – спросил он, не поворачивая головы и не меняя позы.

Я передал ему сигарету, которую он положил в карман пиджака, даже не взглянув.

На улице было темно. Фонарь освещал слова, написанные на стене барака: «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить!». И над ними, растворяясь во тьме, улыбалось ленинское лицо.

– Может, мы пойдем к тебе? – спросила Вера, прижимаясь.

– Давай, но нужно подождать Кирилла, он должен выйти с минуты на минуту.

Мы втроем шли по пустому поселку мимо окон бесконечных бараков, в которых еще тускло горели голые электрические лампочки. Моросило. Неожиданно одна форточка распахнулась, и голос, подобный голосу Наташи Ростовой, донесся из глубины комнаты: «Эх, девчонки, ни одной звездочки на небе!»

Поселок снова погрузился в тишину, и было слышно только буханье наших сапог по деревянным доскам настила.

Глава 18

В зале для собраний клуба «Океан» три члена товарищеского суда заседали за столом с красной скатертью. Это был секретарь комсомола из Владика, все еще в своем серебряном галстуке, инженер по безопасности, молодой парень с неприветливым лицом, и крабозаводский милиционер в форме лейтенанта. Обвиняемая тоже была нам знакома – черноволосая тамада Клавдия, потерявшая мужа. Она сидела на стуле, опустив голову, и тихо всхлипывала. Зал был заполнен до отказа в основном представительницами женских бараков. Милиционер вслух прочел товарищескому суду свидетельские показания:

– «Вчера восемнадцатого августа в восемь часов утра на территории туалета, который принадлежит бараку номер девять, была найдена гражданка Сухова Клавдия Васильевна, лежащая на полу в бессознательном состоянии. Рядом с ней были найдены мужской портсигар, зеленые женские трусы и сумочка. Гражданка Сухова утверждает, что находилась в компании семи моряков рыболовецкого траулера, с которыми выпивала, а затем имела связь с одним из них по согласию, а с остальными без такового. На вопрос, как она оказалась в туалете, гражданка не смогла ответить, потому что была пьяна и ничего не может вспомнить. Свидетельница Мишакова нашла ее в восемь утра на территории туалета, куда пришла по своей нужде. Она рассказала об этом старосте барака, которая и сообщила секретарю».

Шепот прошелестел по залу, затем все стихло. Милиционер сложил бумаги и вернулся к своему стулу.

– Итак, Сухова, что ты можешь сказать в свое оправдание? – спросил комсомольский секретарь, не вставая.

– Я сказала вам, что была выпивши и ничего не помню.

– Что ты заладила: «выпивши, выпивши»? Тот факт, что ты была в опьянении, только усугубляет твое положение, – жестко осадил ее инженер по безопасности. – Знаешь ли ты, что тебя могут сослать на материк за нарушение правил?

Клавдия угрюмо молчала.

– Отвечай, когда с тобой разговаривают!

Клавдия опустила глаза.

– Давайте перейдем к свидетельским показаниям, – вмешался лейтенант. – Свидетельница Мишакова, что ты можешь добавить к своим показаниям?

– Что я могу добавить? Я больше ничего не знаю. Я пошла в туалет утром. Там Клавдия на полу и ее трусы тоже. Она грязная, будто по ней ходил кто. Ну, я побежала сказать старосте Ритке Глушко.

– Хорошо, это ясно. Подожди, Мишакова, не садись. Что ты можешь сказать о характере Клавдии Суховой?

– Что я могу сказать о ее характере? Характер такой же, как и у всех. Пьет она только много. Но у нее горе, вот поэтому, я думаю. Ну, она любит компанию и все такое… Тут действительно скучно, вы же знаете. И водка не ведет ни к чему хорошему. Я помню, однажды у нас в деревне…