Сговор остолопов

Игнациус с удовольствием перечел только что написанное. «Дневник» таил в себе массу возможностей. Он мог бы стать современным, жизненным, подлинным документом проблем молодого человека. Наконец он закрыл папку и стал размышлять об ответе Мирне – о бичующей, неистовой атаке на все ее бытие и мировоззрение. Лучше подождать, пока он не посетит фабрику и не увидит, какие общественные действия там можно предпринять. Такую наглость нужно обуздывать как доˊлжно; быть может, ему удастся сделать с фабричными рабочими нечто такое, от чего Мирна покажется реакционершей в сфере общественной работы. Он должен доказать свое превосходство над этой отвратительной распутницей.

Взяв в руки лютню, он решил на какой-то миг успокоить себя песней. Массивный язык его прокатился по усам в предвкушении и разминке, и, перебирая струны, он запел:

– Не медли ни минуты, к наследью своему —
Спеши дорогой ровной по сердцу и уму.

– Заткнись! – проверещала мисс Энни из-за своих наглухо закрытых ставней.

– Да как вы смеете! – громыхнул в ответ Игнациус, раздирая собственные рамы и высовываясь в темный холодный проулок. – Откройтесь. Как смеете вы таиться за этими ставнями?

В неистовстве он вбежал в кухню, наполнил водой кастрюльку и метнулся обратно в комнату. Он только прицелился, чтобы окатить водой по-прежнему глухие ставни мисс Энни, как на улице треснула дверца автомобиля. По проулку кто-то шел. Игнациус захлопнул окно и выключил свет, прислушиваясь, как мать с кем-то разговаривает. Проходя под его окном, патрульный Манкузо что-то произнес, а хриплый женский голос ответил:

– Похоже, все чисто, Ирэна. Света нету. Видать, картину пошел глядеть.

Игнациус натянул куртку и выбежал в прихожую к передней двери, как раз когда они открывали дверь кухни. Он спустился по ступенькам и увидел перед домом белый «рэмблер» патрульного Манкузо. С большим трудом Игнациус нагнулся и ткнул пальцем в клапан одной покрышки, подождал, пока не перестанет шипеть, и низ покрышки не растечется блином по кирпичам канавы. Затем протиснулся на задний двор по проулку, ширина которого едва пропускала его туловище.

В кухне ярко горел свет, и через закрытое окно он слышал дешевенькое радио матери. Игнациус тихо поднялся по ступенькам и вгляделся в закопченное стекло задней двери. Мать и патрульный Манкузо сидели за столом с почти полной пинтой «Прежних времен». Патрульный выглядел подавленнее обычного, однако миссис Райлли притопывала ногой по линолеуму и робко посмеивалась над тем, что наблюдала посередине комнаты. Коренастая женщина с седыми волосами в мелких завитушках танцевала на линолеуме одна, потряхивая маятниками грудей, болтавшимися под белой спортивной блузкой. Туфли для кегельбана решительно топотали по полу, перемещая раскачивавшиеся груди и вихлявшие бедра взад и вперед между столом и печкой.

Так значит, это и есть тетушка патрульного Манкузо. Только у патрульного Манкузо тетушкой может быть нечто подобное, фыркнул себе под нос Игнациус.

– В-воо! – радостно орала миссис Райлли. – Санта!

– Смотрите, дэтки, – заорала в ответ седая тетка, точно рефери на поединке профессионалов, и затряслась в шейке все ниже и ниже, пока чуть было совсем не рухнула на пол.

– О, мой бог! – сказал Игнациус ветерку.

– У тебя пузо надорвется, – рассмеялась миссис Райлли. – Ты мне прямо в подпол провалишься.

– Может, уже хватит, тетя Санта? – угрюмо промолвил патрульный Манкузо.

– К чертям, я еще хочу. Я только начала, – ответила женщина, ритмично подымаясь с пола. – Кто сказал, что бабуси больше танцывать не можут?

Раскрыв руки, тетка заскакала по взлетной полосе линолеума.

– Боже-сусе! – греготнула миссис Райлли, опрокидывая бутылку виски себе в стакан. – А если Игнациус вернется и все это увидит?

– На хрен Игнациуса!

– Санта! – ахнула миссис Райлли, шокированная, но, как заметил Игнациус, слегка довольная.

– А ну прекращайте немедленно! – завопила мисс Энни из-за своих ставней.

– Это еще кто? – спросила Санта у миссис Райлли.

– Прекратите, пока я легавых не позвала, – донесся до них приглушенный крик мисс Энни.

– Прошу тебя, хватит, – нервно взмолился патрульный Манкузо.

Пять

I

Дарлина за стойкой бара разливала воду по ополовиненным бутылям.