Сговор остолопов

– Этот попрыгай аж до самой «Ночью тех» проехал, старался, репетирывал, – осклабился Джоунз из своей тучки. – Ёбть же ж. Надо дать ему шанец, низзя ж к ему относиться как к черному публику.

– Вот, правильно, – от всего сердца поддержала Дарлина.

– Уж скока мы сироцкую благовпарительнось покончили, а на швицаров ей не полагается, может, тада беньдяшке чутка отслюнить – девчонка все ж старается, на комисии фарцует. Й-их! – Джоунз уже видел, как птица хлопает крыльями по-над всей сценой, пока Дарлина пытается изобразить какой-то танец. Он никогда не наблюдал зрелища гаже: Дарлина с птичкой могли квалифицироваться как законный саботаж. – Можа, тут и там отполирывать чучуть нада, можа, тут крутнешь, там качнешь лишний раз, тут скользнешь, там подмахнешь, но мне кажецца, скриптакыль оч даж ничо. Ууу-иии.

– Вот видишь? – Дарлина повернулась к Лане. – Джоунз врать не станет. У черных столько ритма есть.

– В-во!

– Я не хочу пугать кое-кого историями про кое-кого другого.

– Ох, да заткнись же ты, Дарлина! – заорала Лана.

Джоунз окутал их обеих порцией дыма и изрек:

– Я так думаю, Дарлина и этот ее попрыгай сильно необычные. В-во! Я так думаю, вы себе кучу клеёных напритаскашь сюда. В каком еще клубе лысово орла на истраде найдешь?

– Придурки, вы что предлагаете – нам в птичьи дела влезать?

– Й-их! Я точно тут птичьи дела. У белых публик же завсегда попрыгаи с кинорейками обжимаюцца. Погоди, дождесси – публики просекут, каково таково птица им «Ночью тех» втюхивает. Да у вас тута настоящий швицар стоять придецца. Все опчиство с делами своими ломицца будет. В-во! – Джоунз сотворил из дыма опасный нимб, похоже, готовый взорваться. – Дарлина с попрыгаем тока вот закорюки повыправют. Ёбть, девка тока-тока искуйств, щитай, начинает. Ей шанец нужон.

– Это точно, – встряла Дарлина. – Я пока в искусствах новичок. Мне шанс нужно дать.

– Закрой рот, дурища. Ты что – правда думаешь, что заставишь эту птицу себя раздевать?

– Да, мэм, – с энтузиазмом выпалила Дарлина. – Меня тут вдруг осенило. Сижу это я дома, гляжу, как она по колечкам своим играется, и говорю себе: «Дарлина, а чего ты это в одёжу себе колечек до сих пор не понасовала?»

– Заткни пасть своему уроду, – велела Лана. – Хорошо, давай поглядим, чего он умеет.

– В-во! Вот это базар. Тут всякие мамки сбегуцца на скриптакыль поглазеть.

III

– Санта, я должна была тебе позвонить, голуба.

– Что ж стряслось, Ирэна, малыша? – с чувством осведомился лягушачий баритон миссис Баттальи.

– Игнациус стрясся.

– Чего он еще натворил, дэушка? Расскажи Санте.

– Погоди минуточку. Дай посмотрю, он еще в этой своей ванной или уже нет. – Миссис Райлли опасливо прислушалась к громогласному плеску жидкости, доносившемуся из ванной комнаты. Взрыв китового фырканья вырвался в коридор сквозь облупленную дверь. – Все хорошо. Он еще там. Я не могу тебе врать, Санта. У меня сердце кровью обливается.

– Ай.

– Приходит Игнациус домой где-то с час назад – и одет прям как мясник какой.

– Это ж хорошо. Нашел сэбе другую работу твой жирный разгильдяй.

– Но не у мясника же ж, голуба моя, – отвечала миссис Райлли, и голос ее был отягощен скорбью. – Он теперь киоскер, «горячими собаками» торгует.

– Ай, брось ты, – каркнула Санта. – «Горячими собаками»? Никак прям на улице?

– Прям на улице, голуба, как побродяжник какой.

– Еще какой побродяжник, малыша. Даже хуже. Ты почитай, чего пролиция в газэтах извещает иногда. Они там все – одна банда бомжей.

– Ну ведь ужас же какой, а?

– Этому мальчику твому уже кто-нить по мордасам бы давно надавал.

– Только он в дверь, Санта, как сразу загадку мне: какую работу себе нашел? Я сначала и говорю: мясник, – понимаешь?

– Чего ж не понять?

– А он мне дерзит эдак: «Угадайте еще раз. Вы даже не приблизились к ответу». Я еще битых пять минут гадаю – пока все работы не перебрала, где такую белую форму носить надо. Тут он наконец говорит: «Все неправильно, мамаша. Я обрел себе занятие: торгую сосыски». Я чуть в обморок не грохнулась, Санта, прям на пол в кухню. Вот же ж картинка была б: я с раскроенной черепушкой прям на линолеуме, – а?

– Да ему б наплювать и растэреть было, не то что некоторые.

– Не то что некоторые, да.

– Да ни в жись.

– Наплевать ему на свою бедную мамулю, – вздохнула миссис Райлли. – Да еще и столько образывания, заметь же ж. Торгует сосыски на улице средь бела дня.

– Так что ж ты ему сказала, малыша?

– Ничего я ему не сказала. Я и рта не успела раскрыть, как он в свою ванну удрал. И вот по сих пор сидит там, заперся, воду по всему полу плескает.

– Погоди секундочку, Ирэна. У меня тут внученьку одну на дэнь привезли, – сказала Санта и заорала со всей дури кому-то на другом конце провода: – А ну, пошла к чертякам собачим от этой печки, Шармань, и марш на банкэтку играться, пока я тебе в челюсть не заехала.

Детский голосок что-то ответил.

– Х-хосподя-а, – спокойно продолжала Санта в трубку. – Дэтишечки эти миленькие такие, но иногда я просто вообще не знаю. Шармань! Пошла к чертывой матери на улицу и играйся на своей вилисапете, пока я тебе в ухо не съездила. Не бросай трубку, Ирэна.