Шабашник

– Нет, не это! Вот:

«Ничтожной властвуя землей,

Он сеял зло без наслажденья,

Нигде искусству своему

Он не встречал сопротивленья —

И зло наскучило ему.»

– Ничего себе! Ты помнишь, это ведь было лет…

Сергей постоял ещё немного, посмотрел, как истуканы тянут свои руки к ничего не подозревающим детям и вспомнил проповедь батюшки. Ту, которая была по дороге в Дорохово. Понятно, что это была дичь, обман и мошенничество, но дыма без огня тоже не бывает.

Невесело хмыкнув, он пошёл на Софийскую набережную, понялся на Большой Москворецкий мост. С моста открылся вид на целый ряд зданий, опять закрытых фальшфасадами. В родном Кирове, тоже при въезде на главную площадь города, был какой-то домик, обёрнутый таким же высокохудожественным брезентом. Над этим домиком смеялись горожане и ставили его в укор администрации, а тут почти весь центр такой. Понятно, откуда ветер дует и с какой стороны рыба гниёт.

По мосту Сергей дошёл до Васильевского спуска и остановился, как завороженный глядя на куранты Спасской башни. Именно они заканчивали старый год и начинали новый. Это они отсчитывали то московское время, по которому жили люди за тысячу километров отсюда, по которому сверяли свои часы. Сколько с этим циферблатом связано добрых воспоминаний, надежд и уверенности в том, что завтра обязательно будет лучше, чем вчера? Сверкающая на солнце рубиновая звезда тоже не оставляла сомнений в том, что будет именно так.

Но вход в ворота башни был закрыт, перегорожен, как и вся площадь, на которой активно сооружались трибуны для проведения фестиваля в честь дружбы и добрососедства с Китаем… Всё, приехали: ни тебе Могилы, ни мавзолея – доступно только Лобное место. Оглянувшись в недоумении на Василия, на Минина и Пожарского, Сергей решил пройти вдоль ограды – может, огорожено не всё? Вдруг всё же есть лазейка?

Нету её, понял он, дойдя до Никольской и оглядываясь на узкую улочку вдоль ГУМа, оставшуюся от перегороженной площади. Возвращаться назад, чтобы толкаться в толпе туристов, не хотелось. Сергей пошёл к метро прочь от Красной площади и ахнул, когда в середине этой пешеходной, прогулочной улицы на небольшом постаменте он увидел дымковского индюка. Глиняную свистульку, но только высотой в добрых три метра, чтобы ни в коем случае не осталась незамеченной. Такие игрушки родом из Дымково – слободы, расположенной на противоположном Кирову берегу реки Вятки. Напротив города, короче. Получается, на главных площадях Москва хочет дружить с Китаем, а провинциям салютует из узких проходов? Вокруг яркого индюка с шумом бегали какие-то среднеазиатские дети.

Сергей зашёл в магазин. Когда он вышел из него спустя пару минут, то пошёл в сторону станции метро. Не доходя пары десятков метров, он обернулся назад, в сторону свистульки. Вынул из внутреннего кармана пачку сигарет, распечатал целлофановую упаковку, достал одну и с грустью, с какой-то даже обидой в глазах, закурил. Видимо, вот его законное место бедного родственника, который никогда не будет командовать парадом. Жаль, что не выстоял очереди в Третьяковку.

Пора было на Ярославский вокзал, пора в свой по-настоящему родной край, в вятскую резервацию. С чего начинается Родина? Чем она заканчивается?

Уже давно стемнало, когда фирменный поезд Москва-Киров отправился с Ярославского вокзала. Сергей удобно расположился на боковом месте у окна плацкартного вагона, сел спиной к движению поезда, заварил чай, и, глядя на постепенно уходящую Москву, думал:

«Вот говорят, что в Москве можно всё найти… «Всё»-то там есть, да про нашу ли честь?

Ещё слыхал, мол, Москва Россию кормит, спасает дотационные регионы, за собой их тянет. А почему Москва такая вдруг богатая, когда ни нефти, ни сельского хозяйства, а если заводы, то корейские? Всё за счёт того, что правительство и почти все офисы больших компаний находятся в Москве. Любой мало-мальски поднявшийся в регионе бизнесмен норовит свою региональную прописку на московскую сменить. Ясен пень, что директор, живущий в Москве, получает больше, чем работяги в регионах. И вот купил себе директор в Москве квартиру с гаражом, в гараж он купил себе машину на деньги, которые он из какого-нибудь Верхнекамского района привёз. Потому Москва и богатый регион, который может себе позволить многое ненужное и лишнее, а в том же Верхнекамском районе не дороги, а направления в лесных просеках. Но именно по этим-то просекам деньги едут в Москву в багажниках чёрных Тойот, где все купюры пятитысячные.

Поэтому в Москве и высокий уровень жизни, то есть одно из другого вытекает. Логично, что если работяга на ВАЗ с пробегом годами копит, то директор себе не моргнув глазом может позволить немца или японца с завода. И это тоже, быть может, справедливо, но сама по себе Москва тут ни при чём. А если директора больше тратят, то больше и получают продавцы. Но только не те продавцы, что за прилавком, а те продавцы, что владельцы магазинов».

Мимо зловещим серым дотом промелькнула станция Перловская. На столике остывал чай, который Сергей забыл отхлёбывать.