Шаг за порог

— Можно? — выговорил Светлов, переступая порог вместе с раскатом коды.

— Конечно, — Инна, как и «Диля», располагалась на полу. Войдя, Олег увидел перед обеими треугольные плошки с чем-то прозрачным, и тут же почувствовал в комнате слабый запах алкоголя.

— Что празднуем? — поинтересовался юноша.

— Ничего, просто сидим, — проговорила с пола Иноземцева. — Будешь? — кивнула она на высокую непрозрачную бутыль на столике — в медотсеке в таких хранился спирт.

— Мне скоро на дежурство, — мотнул головой Олег. — Я, собственно, за этим и пришел. Никто не поменяется со мной сменой? Галя уснула и…

— Я охотно заступлю на пост, Всемогущий, — заявила Чужая, даже не дав ему договорить. — А утром отстою и за себя — мне это не трудно!

— Нет, — мотнул головой Светлов. — Утром я уж сам. Но если подменишь меня сегодня — буду благодарен.

— Как будет угодно Всемогущему.

— Так выпьешь с нами? — нетерпеливо дернувшись, повторила свой вопрос Инна.

— Ну, давайте, — шагнув к столику, Олег взял в руки бутылку. Пустая плошка нашлась там же. — Чем разбавляете?

— Водой, — сообщила девушка, показав глазами на дверь санузла.

Плеснув в «бокал» спирта — где-то на палец — Светлов долил из-под крана воды почти до краев.

— За что выпьем? — спросил он, возвращаясь в комнату.

— За будущее, — предложила Иноземцева, откладывая в сторону гитару и протягивая руку к своей плошке. И внезапно добавила: — За мое. Не чокаясь.

— А что это вдруг? — нахмурился юноша.

— Да вот только что рассказывала Диле… Я тут подумала: стану добровольцем!

— В смысле, добровольцем? — не понял Олег.

— В смысле, как предлагал трутень. В этой его новой касте. Не ради бесконечно долгой жизни, нет! — заговорила она горячо и быстро. — Пропади она пропадом! И не ради еще одного спасения Земли — для нее мы уже сделали все, что могли… Хотя, думаю, и там все должны получить право выбора: остаться людьми или перестать ими быть. Мы тут уже практически перестали. Не все, но многие. Так не все ли равно, есть у нас сзади хвост или нет?

— Ты это сейчас серьезно? — похолодев, нахмурился Светлов. Так и не пригубив, он поставил «бокал» на столик.

Инна осушила свою плошку почти залпом:

— Абсолютно!

— Но… Почему?!

— Сегодня двадцать первое сентября, — будто не слыша его, подрагивающим голосом проговорила Иноземцева. Смотрела при этом она куда-то в сторону, в пустоту между Олегом и Чужой. — То есть, не знаю, что там сейчас на Земле, а здесь, если тупо посчитать прошедшие дни — двадцать первое. Знаете, что это за день? День рождения Веры Варенниковой! До своего двадцатилетия она не дожила всего девять дней. И как хотите — но это неправильно! — исступленно мотнула головой девушка. — Так не должно быть! Мы с ней с третьего класса дружили. Она была… Она была такая талантливая! Ее стихи, песни… — Инна умолкла на полуслове, по ее щеке сбежала одинокая прозрачная капля. — Налейте еще, если не в лом! — подняла она свой пустой «бокал».

Олег качнулся вперед, но «Диля» его опередила, взяв из рук Иноземцевой плошку, поднявшись и шагнув к столику за бутылью.

— «Прости меня, мой друг, я ухожу…» она написала, когда нам с ней было по шестнадцать, — не дожидаясь, пока Чужая управится с «бокалом», продолжила Инна. — На самом деле, песня мне тогда совсем не понравилась! Нет, мелодия получилась отличная, а вот слова… Эти рифмы: «слезы — розы — грезы — грозы»… Тогда они казались мне такими банальными, почти пошлыми… Теперь я понимаю: это самые правильные рифмы в шестнадцать лет! Только такие в том возрасте и могут звучать искренне. Честно звучать… Мне не нравилось стихотворение, но я его хвалила. Ненавижу врать — и врала лучшей подруге, чтобы ее не разочаровывать… Вот что ужасно! А стихи на самом деле замечательные, я им даже невольно подражала потом…

Чужая вернулась с напитком, но вместо плошки Иноземцева потянулась к гитаре:

Прости меня, мой друг, я ухожу.

Да, я любила, страстно, до смешного!

Но каждый пишет о любви так много…

Что ж, я о ней ни слова не скажу!

Прости меня, мой друг, я ухожу.

Что слезы? Это ветер мне в лицо!

Холодный ветер навевает грезы.

О чем? О сладком обаянье розы?

Но вянет и она в конце концов,

И реквием над ней слагают грозы…

С очередным аккордом одна из струн со звоном лопнула, чиркнув Инне по лицу, и песня резко оборвалась.

— А сеятели пусть утрутся! — бросила Иноземцева куда-то в потолок. — Смерть Веры ничего им не даст!

— Думаешь, Вера одобрила бы такое? — успев немного собраться с мыслями, привел Олег показавшийся ему самому убедительным довод.

— Не знаю, — пожала плечами Инна. — И уже не узнаю. Но отомщу за нее — хотя бы так!