Шаг за рубеж

– Не переживай, из-за золота мы с тобой не поссоримся, – Зэу вздохнул и пнул лежащую под ногами то ли шишку, то ли кусок ветки – ученик лекарей рассмотреть не успел. Рыцарь вдруг заговорил быстро-быстро, чтобы его не перебивали: – Нет у меня его. Ни монеты. Ни золотых, ни серебра, ни даже медяков. Все, что было при мне, забрали, когда отправляли на остров, а все, что я нажил, давным-давно, стоило мне пропасть из Санфелла, украли. Растаскали, думаю, в первые же пару дней. Те же, кто меня заточил в Пристанище.

Тоб поднялся на ноги. Он, широко открыв глаза, смотрел на рыцаря и молчал. Юноша не мог поверить, что тот мог так поступить с другом.

– Ты обманул меня? – прошептал юноша.

– Да.

– Ты обманул меня…

– Да, Тоб, я хотел, чтобы ты помог мне выбраться, а потом ты продолжил помогать… А после мне стало стыдно признаваться, и я не хотел ссориться с тобой.

– Ты обманул меня! Ты лгал! Ты мне лгал! – закричал Тоб. Его вопли разбудили Авит, она сонно потянулась, и сын крестьянина схватил ее за руку, чтобы поднять. – Ты плохой и злой врун! Я рискнул всем, чтобы… А ты… Врун! Даффа, этот человек обманывал нас! Мы уходим от него!

Арло

Чувство вины и страх попеременно брали верх над Арло Флеймом.

Во время каждого вздоха вместе с воздухом в него проникало отчаяние, а с каждым выдохом надежда на благоприятный исход выветривалась. Мужчина с трудом перебарывал желание спрашивать разрешение на то, чтобы моргать, говорить или думать.

Винсент, почти не шевелясь, если не считать размеренного дыхания, лежал с ним рядом в одной телеге. Некогда дорогая рубаха северянина, оказавшаяся достаточно крепкой, чтобы до сих пор прикрывать большую часть тела, покрывшаяся бурыми пятнами, задралась. Старый след от встречи с безумным исследователем обнажился, но он не шел ни в какое сравнение с тем, что пришлось пережить юноше совсем недавно. А вместе с ним и Арло.

Пленникам перестали завязывать глаза где-то в середине пути, – может, посчитали, что они не поймут, где находятся, а может, что не сумеют быстро передвигаться, чтобы сбежать, и Флейм очень жалел об этом. Он мог видеть, что стало с новым приятелем. Не хотел смотреть, но и заставить себя отвернуться никак не получалось. Взгляд постоянно возвращался к изуродованному лорду, и от этого становилось лишь хуже. Раз за разом он только и делал, что боролся с собой – мучение, пытка, взращивающая отвращение к самому себе. Арло никогда не думал о себе как о герое, может, только в совсем юные годы, но теперь окончательно потерял веру. Он забыл о своей человечности, даже о ней.

– Винсент, тебе больно? – шептал похищенный из Дэйбрейка по сотне раз за сутки.

Обычно ответом ему было молчание или, если везло, кивок. Виллингпэриш ни с кем не разговаривал с той самой ночи, когда друзья попытались бежать. Арло не верил, что у них получится, но он не переубедил приятеля, а, напротив, поддался искушению и побежал вместе с ним. Разумеется, Культ Первых – стоило подумать об этом – поймал их, и Роул решил наказать беглецов. Винсент, настоящий герой, единственный, не утративший человечность, взял вину на себя, спасая тем самым лорда Флейма.

Писарь был уверен, что его изобьют, быть может, выбьют несколько зубов и, скорее всего, лишат еды и воды. Не навсегда, Роул говорил, что жертвы нужны живыми, но на срок, достаточный для истязания. Флейм надеялся, нет, точно знал, что не случится ничего более страшного, а если его самого продолжат кормить и поить, то он найдет, как поделиться с другом – поесть некоторое время половину порции не так уж страшно. Они, лорды, вместе выживут, переживут это, и, быть может, спустя некоторое время их продадут или отпустят за ненадобностью. Может быть, спустя годы приятели будут вспоминать голод с улыбкой. Арло очень хотел верить в благоприятный исход.

Роул же решил совершенно по-другому, воспоминания о том дне до сих пор были яркими и не желали стираться из памяти.

– Вы, верно, полагаете, что мы звери? – Роул, когда Арло признал виновным Винсента, отошел от писаря. Он потерял к нему всякий интерес. До поры до времени это было понятно. – Но это не так! Мы не чудовища, и даже когда нас сердят, мы способны прощать. Мой брат говорит, что умение прощать приближает нас к истинным правителям, на которых мы должны равняться. Он прав. Сегодня мы будем добры, я бы сказал, милосердны как никогда. Да, вы поступили подло и сбежали. Это следует пресекать! Бегство и дезертирство всегда жестоко каралось!