Шаг за шагом вслед за ал-Фарйаком

В Первой макаме уже было сказано, что зло заразительней, чем добро. Чесотка может заразить всех египтян, но здоровье не передается от соседа к соседу. Это касается также болезней ума и сердца. Примером тому могут служить учителя — от частого общения с детьми умы их ослабели и поглупели. То же самое и мужчины, сменившие многих женщин, — сердца их утратили твердость и характеры стали женскими. Они лишились мужества и смелости, присущих настоящим мужчинам. Я знал также многих мужчин, общавшихся с франками и перенявших у них только их дурные качества. Один такой, например, не вставал из-за стола, не вытерев свою тарелку так, что ее уже не требовалось мыть. А находясь в компании, склонялся набок и испускал газы с таким шумом, что вся компания вздрагивала. Иногда, правда, просил прощения, говорил скузи. Некоторые из них носят франкские башмаки и ходят в них прямо по подушкам, служащим для того, чтобы гости на них опирались. Или отпускают длинные волосы, как у женщин, и приходя в дом, первым делом снимают шляпу, и перхоть разлетается по всей комнате. А один из них, оказавшись в компании друзей и знакомых и встретив там двух литераторов, которые состязались в остроумии и рассказывали анекдоты, вдруг начал свистеть, но каким-то странным свистом — уже не французским, но и не арабским, видимо, давно не бывал в обществе и не овладел этим прекрасным искусством. Есть среди них и такие, кто, сидя, вытягивает ногу прямо в лицо сидящему напротив. Или, придя к тебе в гости, то и дело смотрит на часы, давая понять, что он очень занятой человек, но при этом сидит у тебя, пока не увидит, что ты уже зеваешь, или пока ты не возьмешь в руки свою подушку и не скажешь: «Исцели Господь вашего больного», как сказал один больной зачастившим к нему доброжелателям.

Вместе с тем у франков много неоспоримых достоинств. Они, к примеру, не одобряют одалживания вещей, посуды, книг и прочего. Придя навестить друга и увидев, что он занят, спокойно уходят, не дожидаясь, пока тот закончит свои дела. Если же найдут его не занятым, тоже не засиживаются. Увидев на его столе бумаги или газеты, не кидаются читать их и обсуждать прочитанное. Если у хозяина дома заболел ребенок или занемогла жена, он не оставляет их и не пускается в пустопорожние разговоры с посетителем. Никто из них не женится, пока не познакомится с женщиной и не узнает ее. Они целуют руки женщин и личики их дочерей, не видя в этом ничего постыдного и неприличного. И не просят у приятеля носовой платок, чтобы высморкаться в него. Они снисходительны к сочинителям и относятся к выходящим из-под их пера глупостям и ошибкам терпимо и без раздражения. Не придираются к тому, кто скажет: «Такой-то понюхал нарцисс и пукнул» или «пукнул и понюхал нарцисс». Нашим литераторам это не позволяется. Один мой знакомый сириец сочинил книгу на английском языке и описал в ней эту страну и нравы ее жителей. Рассказывая о свадьбе, на которой он присутствовал в Дамаске, упомянул, что свадьба закончилась пением песни, и привел слова песни в английском переводе. Песня эта представляла собой плач по женщине. Я помню из нее два бейта:

Могила, могила, в себе ты укрыла
свежесть ее и красу.
Ты не сад и не небо, как же соединила
ты цветок и луну?{237}