Шагая в глубину

— Точно я тебе не скажу… — он что-то подсчитывал в уме, помахивая хвостом. — Нет, вообще никак не скажу. Но когда я уходил из деревни, детей у Танечки нашей еще только трое было. А тут возвращаюсь — столько новостей! И пополнение у нас. Вот и брожу по округе, знакомлюсь со всеми. Смотрю, можно ли с кем из новеньких общаться по душам.

Я достала из холодильника кусочек запеченной рыбы и положила на давно опустевшее блюдце. В воздухе повис призрачный звук мурлыканья.

— А то, может, у тебя и валерьяночка найдется? У меня ведь еще истории и только для взрослых есть. Весеееелые… Всю ночь рассказывать можно. И не одну. Я вижу, подушечка у тебя на подоконнике лежит, удобная, так и манит подремать.

XI

Во дворе опять бурно разросся дурман. Вот только-только была аккуратная клумба возле забора, а за одну ночь дотянулся почти до дома. Я вздохнула.

«Когда-нибудь мне надоест его обрезать, и повешу табличку над воротами «Дурманные кущи».

На улице едва светало, а я, кутаясь в плед, методично обрезала пышущие здоровьем побеги. Стебли с листьями в одну кучку, цветы — в другую, потом обменяю на что-нибудь. Поросль медленно, но верно отступала.

— Давно лежишь, деточка?

Я проснулась, испуганно подскочила и запуталась в пледе. Соседка с улицы Пшеничной неодобрительно смотрела на меня сверху, держа в руках корзинку со свежими пряниками и пирогами.

— Здравствуйте, Лидия Федоровна. Да я только вышла проредить дурман. Видимо, слишком рано вышла, не выспалась.

Старушка молча оглядела двор. Я тоже посмотрела по сторонам — дурмана не было. Вообще. Даже возле забора. Только я, сидящая на дорожке, и нож рядом.

А еще не было плюща, обвивавшего стены дома; ярко-красных яблок на ветках яблони; полянки мелких маков перед двором; сорочьего гнезда на дубе… Меня словно обдало ноябрьским холодом, несмотря тепло и летнюю зелень вокруг.

— Это нормально, что что-то просто пропало из моего двора единым моментом?

— Понятие нормальности относительное. Хорошо, что ты сразу мне не понравилась. Не жить тебе здесь, девочка.

Я осталась растерянно смотреть на закрывшуюся за ней калитку.

XII

День праздника наступил быстро и неожиданно. С утра пораньше на улице начался шум. Дети радостно носились, кричали и дразнили собак. Мужчины смеялись и звенели рюмками. Женщины суматошно прихорашивались.

Я, последний раз глянув в зеркало и поправив платок на плечах, вышла из дома. Одежды у меня вообще немного, а уж «на выход» и вовсе нет. Платок пришлось выменивать опять же у Дмитрия Егоровича. Два ведра грибов за него отдала. Еще и собирать быстро пришлось, чтобы перехватить заказ у другой жительницы деревни. Но устоять не смогла — мне показалось, что он выглядит как узор из горящих на ночной поляне цветов. Потом месяц ходила, оглядывалась, чтобы не прокляли из-за угла.

По дороге на ярмарку на всякий случай огляделась еще несколько раз. В вопросах одежды и аксессуаров женщины мстительны.

Ярмарка в этот раз проходила не на огороженной площадке, а на поляне недалеко от озера. Под накрапывающим дождиком местные жители заинтересованно бродили между рядов с товаром. В центре играли бродячие музыканты, и веселый ритм мелодии задавал настрой всему празднованию. Я осмотрелась, и взгляд зацепился за миниатюрную девушку, сидящую на капоте яркой красной «семерки». Она стучала ладонями по коленям в такт музыке, а я вспоминала, где видела ее в прошлый раз.

Лет сорок назад мы с мужем отправились отдохнуть на море. Не купаться, нет. С возрастом этого хотелось все меньше. Планировали просто погулять в курортном городке и подышать морским воздухом. И как-то забрели в порт. Такой себе райончик, грязный, серый, неустроенный. Там нам навстречу попалась молодая девушка. Белая кожа, длинные русые волосы, серые глаза. Она была одета в странные свободные одежды серого, бежевого и белого цветов. Улыбалась и рассказывала о своем боге. Сектантка, конечно, но обаятельная. Говорила, что по-настоящему счастлива стала, придя в лоно церкви. Мы из вежливости остановились на минутку ее послушать.

Сейчас она в джинсах и берцах улыбалась одному из громил, стоящих рядом с машиной. Я прищурилась, разглядев острые акульи зубы в ее улыбке, и пошла дальше. Интересно, как долго жили те, кто вступал в ее секту?

XIII

— У меня, девушка, только редкие артефакты. В единственном экземпляре. Не проходите мимо так быстро.

Мужчина лет пятидесяти поправил потрепанную шляпу-федору и перекинул сигарету из одного уголка рта в другой.

— Смотрю, бесцельно шагаете. Не приглядываетесь. Не прицениваетесь. Очень зря.

— Да я погулять просто пришла, — улыбнулась. — Жду вечерний праздник.

— А вот в детстве вам ведь нравились рынки.

— Они всем детям, наверное, нравятся.

— Не всем.

Продавец взял со стола, заваленного вещами, стопку старых фотографий и начал их перебирать. Молча протянул мне одну.

На снимке я была еще ребенком. С родителями мы ездили в горы. Я смутно помнила этот день. Помнила одежду, в которой была. Но совершенно точно никогда не видела этой фотографии. От иррационального ужаса поползли мурашки по коже.