А потом он нашёл новостной канал с субтитрами и увидел заседание Мирового Совета, где готовилось принятие закона о лишении социальных субсидий граждан, уличённых в недоносительстве о неревностном соблюдении Углов Квадрата. Потом он увидел торжественный обряд Возведения в Квадрат подростков, достигших линейного возраста. Потом процедуру придания кубообразности зелёным насаждениям в городских парковых зонах. После лекции бойкого искусствоведа о недопустимой плавности очертаний античных статуй ему очень захотелось взглянуть на Венеру Милосскую, которую так и не показали. А потом был суд над еретиками и казнь на кубе, после которой Башмак отключил комм. Ему хотелось как следует проблеваться. Вот такие, значит, у вас моря и горы, думал он, потрясённо хлопая глазами в темноте.
Он не сразу обратил внимание, что уже длительное время не слышит постукивания игральных костей по крышке алтаря. Вместо этого доносилось тихое монотонное бормотание. Шагатель осторожно выглянул в щёлку. А, понятно. Гвардейцы отъехали в сторонку, чтобы не мешать молящейся. А кто это приехал Колесу молитву вознести? Башмак пригляделся и узнал. Это же как её, Азарова, ну, жена мэра, тьфу, вдова теперь. Людмила Степановна! Он вспомнил её, хотя видел всего пару раз. Красивая, ещё не старая гордая арка за несколько дней превратилась в седую уродливую каргу с фанатично горящими глазами.
— Будьте прокляты, — снова и снова повторяла Людмила Степановна. — За мужа, за дочь проклинаю вас, убийцы. Будете гореть в знойных пустошах, и демоны сожрут вашу печень. Проклинаю вас, и детей ваших, и внуков ваших. Колесо праведное, к тебе взываю, покарай убийц.
Она замолчала, подавилась рыданием и со стоном выдохнула:
— Леночка, доченька моя, умница, красавица…
Вытирая лицо платочком, Людмила Степановна стала разворачивать коляску, и Башмак, прижав губы к щели, зашептал:
— Ари Люда! Погодите, не уезжайте. Это я, Башмак! Шагатель. Я здесь, в алтаре, внутри.
— Башмак, — испуганно спросила Азарова. — Зачем ты туда забрался? Грех-то какой!
— Ари Люда, я от гвардейцев прячусь. Они убьют меня, если поймают. Мы с Паркинсоном войну им объявили.
— Никого они больше не убьют, — твёрдо сказала Любовь Степановна. — Колесо не допустит больше такого зверства.
— Колесо, конечно, не допустит, — сказал Башмак. — Но пока Колесо докатится, мне бы выбраться отсюда, а то я подохнуть могу от обезвоживания.
— Посиди пока, — коротко подумав, сказала Азарова. — Я придумаю, как их отвлечь, чтобы ты выбраться смог.
— Ой, не могу, — ржал Чудило, и Серёже было обидно, что им же нанятые проводники над ним же потешаются. — Ты в натуре думал, здесь как в книжках Левицкого: мутанты, артефакты, аномалии там всякие?
— Нет, он у нас парень интеллигентный, — издевательски серьёзно возразил Эй. — Он наверняка Фенимором Купером зачитывался.
Серёжа покраснел и не нашёлся, что ответить. Он действительно в детстве недолюбливал Левицкого из школьной программы, а предпочитал книжки про индейцев. В университете, конечно, он заново пересмотрел свои предпочтения и понял философскую глубину произведений этого древнего классика, но детская любовь была приятна, и он иногда перечитывал «Пионеров» или «Прерию».
Солнце уже показалось над горизонтом, когда, отбрасывая на дюны длинные резкие тени, подошли Пятка с Завадским. Эй и Чудило с подозрением разглядывали профессора, Пятка в свою очередь недовольно уставился на Соломатина.
— Студент это, — наконец пояснил Эй. — Стажёр.
— Практикант, — уточнил Чудило.
— Студент? — пренебрежительно спросил Пятка. — А у меня профессор.
Завадский важно кивнул, да, дескать, профессор, и контрабандисты приступили к бартеру. Пятка достал из рюкзака контейнер с пробирками, а Чудило выгружал на песок из двух рюкзаков патроны, батарейки, лекарства и консервы. Шагатель и Эй стали торговаться, а профессор, пользуясь заминкой, подошёл к Серёже.
— Здравствуйте, коллега, — сказал Завадский. — В какой области подвизаетесь?
— Филолог я, — смущаясь, ответил Соломатин. — Лингвист.
— Структуральный? — уточнил Завадский.
— Социальный.
— Завадский, Виталий Викторович. Профессор социологии, — умышленно чопорно представился Завадский.
— Ой, и правда коллеги, — обрадовался Серёжа. — Меня Сергей зовут. Сергей Соломатин.
Они пожали друг другу руки. В это время Пятка начал шумно выражать недовольство качеством товара, а Эй и Чудило вяло отбрёхиваться.
— Этих фрикадельков рыбных у нас самих завались, у нас их даже ахты не жрут! — негодовал Пятка.
— Закормили совсем, — позавидовал Эй. — Мне бы так.
— Нет, ты скажи, лосось где? Я же прошлый раз говорил, на лосося менять буду!
— Лосось на нересте сейчас, — заверил Чудило. — Не сезон.
— Ну хоть сайры бы принесли! Нет, я так отказываюсь. Вертайте пробирки взад!
Пятка стал выбрасывать из своего рюкзака на песок банки рыбных консервов и батарейки, а Чудило, переглянувшись с Эйем, вытащил ещё пару упаковок патронов. Пятка задумался.
— А вот скажите, Серёжа. — Профессор взял Сергея под руку и не спеша повёл в сторонку от контрабандистов. — К примеру, кто сейчас Председатель Мирового Совета?