Шагатели

Для составления хотя бы элементарного словаря жителей резервации нам необходимы прямые контакты с аборигенами, но они, как Вам хорошо известно, категорически запрещены Санитарной Службой. При попытке прорыва блокады аборигенами, как мне стало известно, их просто расстреливают из пулемётов, а выжившие навсегда, как Вы понимаете, пропадают в карантине СС и не могут уже стать для нас источником бесценного лингвистического (а может, и генетического!) материала.

Юрий Петрович! Убедительно прошу Вас употребить всё имеющееся политическое влияние для того, чтобы убедить представителей Санитарной Службы в необходимости снятия вековой блокады с резервации если и не для лингвистико-генетических исследований, то хотя бы во имя борьбы с омерзительным культом и утверждением истинной веры в Великий Квадрат, тень Куба на Земле.

Готов лично в качестве миссионера нести «колёсникам» знание о Квадрате и Углах Его. Во имя Квадрата, тени Куба на Земле и Углов их. Число, подпись…

Профессор уронил листок, схватился за голову и простонал:

— Ох, Серёга, что же я наделал, старый дурак.

* * *

Никогда ещё Башмак не трусил так, как во время безумного ночного полёта с тётей Шурой. Он сидел, скрючившись, сзади и изо всех сил цеплялся руками за поручни кресла, а тётя Шура весело ёрзала у него на коленях и лихо крутила джойстик управления. Она очень резко набрала высоту, уходя из поля зрения возможного наблюдателя, и так же стремительно ушла в пике с выключенным движком, экономя заряд энергии. Башмак почувствовал, как к горлу подступает съеденный ужин, зажмурился и очень захотел помолиться Колесу. Или демонам Запретных земель. Или хоть кому, кто сможет наверняка поручиться, что они нормально долетят до Главной Станции, а не шмякнутся о землю навозной лепёшкой.

Но постепенно свист ветра в ушах стал затихать, уже не крутило кишки перепадами высоты, и Башмак понял, что они приземляются.

— Сомлел, фраер? — спросила тётя Шура, тыча Башмака в грудь острым кулачком. — Ты глаза-то открой.

Башмак открыл. Они приземлились на окраине Главной Станции, как раз в том месте, где тропа над теплотрассой уходила прямо на Подстанцию и дальше в Запретные земли. Труба горячая, прогревает песок, некстати подумал Башмак, поэтому грунт над ней твёрдый. И ещё подумал, что надо Любовь Петровне долг занести, а то нехорошо получается. Не по-шагательски.

— Немного не дотянули, — виновато сказала тётя Шура, неверно истолковав молчание Башмака. — Сдохли аккумуляторы. Поспешать тебе надо, парень, пока темно.

— Конечно, — сказал Башмак, выбираясь из кресла. Ноги у него дрожали точь-в-точь как у Паркинсона, пока тот себе сыворотку жизни не вколол.

— Иди огородами, — сказала тётя Шура. — Там, может, только на ахта какого-нибудь наткнёшься. Ну, шуганёшь его. К Лабораториуму подходи с тени, чтоб луна тебя не засветила. Не мне тебя учить, короче.

— Да, я пошёл.

— Удачи.

Башмак сделал несколько шагов в сторону городка, но тут же вернулся.

— Постой-ка, тётя Шура. — Мозги у него после полёта наконец встали на место, и он начал соображать. — А ты сама как же?

— Пойду потихоньку к Обсерватории, — бодро ответила тётя Шура. — Ты не один у нас шагатель.

— И прямо на Тапка нарвёшься!

— Что ты за меня переживаешь? — зло спросила тётя Шура. — Думай лучше, как облучатель стырить и не спалиться.

— Нет, так не пойдёт, — твёрдо сказал Башмак. — Ты ведь не дойдёшь просто! Ты же не представляешь, как это — по пескам, ночью, одной, без лыж… Давай так. Давай я тебя прямо домой провожу, там у себя и отсидишься.

Тётя Шура молча смотрела на него и печально улыбалась.

— Ну не могу же я тебя здесь бросить! — воскликнул Башмак.

— Домой мне нельзя, ты сам это понимаешь, — сказала тётя Шура. — И я, Башмачок, море уже видела. Оно красивое. Поэтому иди и не оглядывайся. И когда облучатель добудешь, крепко подумай, что с ним делать.

Башмак стоял в полной растерянности, а тётя Шура посмотрела ему прямо в глаза и очень твёрдо сказала:

— Иди.

И тут Башмаку в голову пришла спасительная мысль.

— Не ходи к Обсерватории! Дождись рассвета, первые лучи высветят в зыбучке тропинку. Она прямо к Подстанции тебя приведёт. Тут совсем рядом. Там у Малинниковых спрячешься. А я на обратном пути за тобой зайду.

Башмаку очень понравилось, как ловко он всё придумал, и тётя Шура тоже согласно кивнула.

— Точно, — сказала она. — Пойду на Подстанцию. Видишь, как всё просто, а ты боялся. Давай, двигай ластами.

Башмак лихо развернулся и рванул к Главной Станции, но постепенно, незаметно для себя, шёл всё медленнее и медленнее. Куда, во имя Колеса, я её послал, думал он. Какая, к демонам, Подстанция? Она же не дойдёт. Нипочём не дойдёт. В зыбучке завязнет наверняка. Но внутри него настойчивый голос твердил — море, горы, море, горы. Море и горы. И он шёл и не оглядывался. Ему только казалось, что песок нынче какой-то необычно вязкий, уж очень тяжело ноги было передвигать профессиональному шагателю.

* * *