Шагатели

Видя, что профессор оправился, Супогреев дёрнул головой, и бойцы вышли из номера, плотно прикрыв за собой дверь. Полковник присел на кровать напротив Науменко, а тот, прижав платок к разбитому носу, всё не мог остановиться:

— Вы что же себе позволяете? Я не абы кто, я, если хотите знать… Ой!

Профессор схватился за колено и жалобно скривился. Он даже не заметил, как полковник пнул его в коленную чашечку.

— Юрий Петрович! Дорогой вы наш! — задушевно и немного торжественно сказал Супогреев. — Я уполномочен передать вам благодарность от нашего командования за помощь в раскрытии подпольной торговой сети в закрытом секторе.

— Мне? — изумился Науменко.

— Вам, вам! — заверил полковник. — Ну и, конечно, этому вашему студенту. Но ведь он действовал под вашим руководством?

— Ну да, — несколько неуверенно подтвердил Науменко. — Под моим.

— Вот видите! Шустрый парень. Вычислил агента, через него мы всю организацию накрыли. Вы и представить не можете, как далеко тянутся нити этой преступной паутины!

— Не могу, — согласился профессор.

— Кстати, приятель ваш, в Мировом Совете который, арестован.

— Остяков? — у Науменко перехватило дыхание, и он снова начал жадно пить воду.

— А я не знаю, — махнул рукой полковник. — Не знаю, как его звать, этим другое ведомство занималось. Сейчас они всех повяжут, кто с ним контакт имел. Но вам-то беспокоиться не о чем, да, профессор? Вы же с ним не имели контактов?

— Нет! — Науменко так затряс головой, что с носа полетели капельки крови.

— Вот и отлично! — обрадовался полковник. — А моих идиотов вы уж простите, что помяли вас. Сами понимаете, люди военные, мозг без извилин.

— Я понимаю, — очень искренне сказал Науменко и даже прижал руки к груди. — Я всё понимаю, у меня никаких претензий.

— Очень хорошо.

Полковник встал, прошёлся по номеру. На глаза ему попалась валяющаяся на столе докладная записка Соломатина. Он начал читать, а профессор съёжился в кресле и даже перестал хлюпать носом. Супогреев дочитал, рассмеялся и спросил у Науменко:

— Кстати, а где он сейчас? Наш пытливый исследователь. Его, между прочим, медалью наградили. Вручить надо, как положено.

— Он, — замялся профессор, — ушёл.

— Да говорите, говорите, чего уж теперь! В резервацию умотал?

— Я не знаю, — твёрдо сказал Науменко.

— Ну-ну, — усмехнулся полковник, и в этот момент в дверь постучали.

Супогреев отворил, и автоматчик сопровождения шёпотом доложил:

— Студента взяли.

— Вот молодцы! Давай его сюда.

— Затруднительно, господин полковник.

— Что значит «затруднительно»? — нахмурился Супогреев.

— Там это, такое дело. — Автоматчик набрал воздуха, как перед прыжком в воду, и выпалил: — Ногу ему сломали!

— Что?!

— Дык он сопротивляться начал, ребята и перестарались.

— Что ж за день-то такой? — огорчился Супогреев. — Ну вот что вы мне праздник портите?

* * *

Вода была очень противная на вкус, крепкосолёная, но Башмак всё равно с жадностью глотал её и никак не мог остановиться. Он лежал на горячем песке, солнце било в глаза, и он никак не мог понять, кто этот чёрный силуэт, который вливает ему в пересохшие губы спасительную влагу. Он поперхнулся, закашлялся и перевернулся на живот. Сразу почувствовал, как ноет разодранная спина. Его подхватили за руки и за ноги и прямо так, мордой вниз, аккуратно положили на что-то металлическое, на горячее железо, пахнущее почему-то гнилой картошкой.

Невнятный бубнёж в голове постепенно разделился на голоса, потом он стал различать отдельные фразы. Говорили про него.

— Обезвоживание… спину обработать… пресной воды уже можно дать.

— Воды, — согласился Башмак и не узнал в глухом сипении собственный голос.

— Очухался, — произнёс кто-то удовлетворённо, и Башмака осторожно повернули на бок.

Ему поднесли фляжку с водой, и он уже сам выхватил посудину, жадно припал губами к горлышку. Он выпил бы всю воду из ляжки и ещё ведро или два, но крупный дядька с красным лицом сказал:

— Будет, будет покамест. — И отнял у него флягу. — Мне не жалко, но обрыгаешься ведь. Как чувствуешь себя?

— Нормально, — с трудом ответил Башмак. — Знобит.

— Пройдёт, — уверенно сказал мужик. — Я тебя солёной водой сначала поил, сейчас подействует.

— Что подействует? — прохрипел Башмак.

— Хлорид натрия, он же поваренная соль. Соль из тебя вся вышла, а без соли помереть можно. Ну, и без воды, конечно.

Башмак наконец узнал его. Это был Малинников, сосед Паркинсона. И не один. Свесив рахитичные ножки с транспортной платформы, на которой они ехали, сидели все четыре дочери Малинникова. Старшая Света, близняшки Мила и Сима, младшая Таня. В руках девочки держали лопаты. Это они меня откапывали, сообразил Башмак и сказал:

— Спасибо.

— Не за что, — улыбнулась Света.

— А как вы меня нашли?

— Тётя Шура догадалась, — сказал Малинников.

— Жива?

— Жива, жива, — засмеялась Света. — Только матерится всё время.

— Пластом лежит, — уже без смеха добавил Малинников. — От волков убегала, чуть ли не до нашего огорода гнали её.

— Волки? — удивился Башмак. — Давно не появлялись.