Шаги Командора или 141-й Дон Жуан

– Церковь сказала свое слово, Ваше величество. Что касается кары, то мне думается, публичная экзекуция – не лучший выход. Он все-таки носит крест… Крест, освященный Вашим величеством… Думается, с этим делом лучше управится дон Умберто. Легко и без шума…. – кардинал, высказавшись, стал поглаживать свою трость.

Дон Умберто был лаконичен:

– Всегда к вашим услугам, Ваше величество. – Наши реки умеют хранить тайны.

Король задержал на нем взгляд:

– Реки могуть обмелеть и засохнуть, а земля – нет…

Монарх мановением руки дал понять, что все свободны. Все приглашенные поднялись.

– Ваше святейшество, – губы короля тронула улыбка, – советую вам меньше употреблять лук. Лучше пахнуть ладаном, чтобы пугать чертей…

Реплика вызвала смех.

– А вы, – король обратился к Умберто Уседе и герцогу Лерме, – задержитесь.

* * *

Бежать, думал Орудж-бей. Пока гром не грянул, бежать. Вырваться.

Он чувствовал, что над ним сгущаются тучи.

Надо найти человека, который мог бы тайком переправить его в Лиссабон. Оттуда нетрудно сесть на корабль, следующий в Средиземное море. Но кому довериться?

Дон Диего, дон Алонсо, где вы, куда запропастились?

И контора Николаса на замке…

Расставшись с Гаспаром, он медленно брел к улице Растро. Его нагнала карета, и кто-то окликнул:

– Эй амиго! – Он оглянулся.

Буньяд-бей! Он выглядел не так, как в прошлый раз в трактирном угаре.

Бодренький, веселый, рядом – две куртизанки. Карета замедлила ход. Буньяд-бей соскочил на землю. Подошел, поздоровался, взял под руку.

– Что ты один плетешься? Нос повесил… Садись с нами, махнем в таверну… Погуляем… Жить надо, жить, дружище! Срывать цветы удовольствия… Все остальное – чушь! Деньги, злато-серебро…

Наверно, ему подфартило.

Орудж-бей знал его характер. Сегодня он мог говорить одно, завтра запеть по-другому, без царя в голове.

– Ну, пошли, поехали со мной! Ну что ты уперся? Или тебя не радует успех друга?

– Да нет. Дело не в этом…

– Что-нибудь случилось?

Похоже, Буньяд-бей не знал о смерти посла. Где его носило? Видно, только что вернулся в город.

– Много чего случилось… А сейчас мне нужна твоя помощь… Карета нужна. Если твоя…

– Кызылбаши не садятся в чужие фаэтоны…

– А ты не хочешь узнать причину?

– Да какая причина может быть? Женщина, ясное дело.

– Твой кучер надежный человек?

– Кучер – нету лучше… – усмехнулся Буньяд-бей. И хлопнул по плечу друга.

– Пусть он в субботу вечером подъедет по этому адресу, – Орудж-бей отдал ему клочок бумаги.

– Ну, ладно. Можешь быть уверен. А жаль, что не хочешь со мной прокатиться.

Обнял, обдав запахом перегара, и побежал к карете.

– Возьми и своего амиго! – закричали его спутницы, но карета уже покатила прочь.

* * *

Когда автобус въехал в Вальядолид, ночь давно уже сбежала на другое полушарие.

День был воскресный.

Туристы разбежались по музеям и барам, чтобы не шастать в летнем пекле по ухабистым каменным улочкам.

Я двинулся прямиком к дому-музею Сервантеса. В отличие от прошлого раза, туристов было полным-полно, и они глазели на розовые перчатки великого дона Мигеля, которые им показывала гидесса.

Я завернул налево, зашел в открытую комнату, ту, которую при прошлом посещении видел закрытой.

Я погрузился в созерцание стен, пола, потолка, ища следы чьего-то присутствия, флюиды дыхания, прикосновения…

Но никаких реликтов и флюидов.

Реставрация вытравила ощущение старины. Похоронила живьем эпоху.

Время знало многое, но безмолвствовало.

– Что вы ищете? – поинтересовалась вошедшая в комнату гидесса.

– Клад…

Она узнала меня.

– Если ищете золото, то ошиблись адресом. Оно было в Новом Свете. А Новый Свет давно состарился.

– Здесь обстановка, похоже, изменилась, – объяснил я, помогая себе жестами.

– После вашего посещения здесь побывали многие… А вещи дона Мигеля, хранившиеся в этой комнате, исчезли…

Эта новость меня огорчила и ошарашила. Я не нашелся что сказать.

– You doubt about me?[72]

– No, no. It can’t be![73] После вас все было на месте. Я сама показывала эти комнаты интересующимся. Правда, они не имели особого значения. Обыкновенный льняной лоскут, старый гребешок и никому не нужный пучок волос. Должно быть, уборщицы выкинули их…

Застыв посреди комнаты, я думал о той ночи и неизвестной участи Орудж-бея.

* * *

Был поздний вечер. Орудж-бей сидел на тебризском ковре, облокотившись о подушку и поглаживал узоры, воспроизведенные изображение розы и соловья в клетке. Соткала его бабушка в честь шаха Исмаила Хатаи и подарила внуку. Духоту в комнате рассеивал свежий ветерок, струившийся через окно. С улицы доносились голоса пьяных мачо.