Проехала машина. Ворона боком отпрыгнула и сердито посмотрела в след:
– Ездят тут!..
Порыв ветра подбросил птицу. Взъерошенный комок перьев мгновение беспомощно кувыркается, но тут же выравнивает полёт и приземляется на место. Короткий дождевой заряд, словно поддерживая ветер, дробью ударяет по крыльям. Но ворона выдерживает и эту атаку, вызывающе вскрикивает, словно говоря:
– Что, взяли?!..
Скачет, по хозяйски оглядывая понравившийся район обитания. Улетела куда-то. Снова вернулась, хриплым криком оповестив мир о своём присутствии.
Похолодало. Лёгкие ноябрьские снежинки падают вороне на голову. Она встряхивает клювом и каркает, ярясь:
– Это ещё что за напасть?!..
Птица пока не знает что такое – настоящая непогода. Её первая зима впереди.
Сейчас молодой пернатой всё нипочём: земля твёрдая, небо – высокое, крылья упругие. В этой жизни ворона ещё не мёрзла в ледяном отчаянии. Не летала со сломанными крыльями "против ветра"…
Где-то вдалеке, на сортировочной, в который раз слышен гудок старого паровоза. Его время ушло, но он до сей поры стоит где-то на запасном пути. Кого сзывает? Кого собирается везти в прошлое, в уходящую осень?..
Деревья облысели за несколько дней. Словно им дали команду. Теперь тихо стоят колоннами, как новобранцы осеннего призыва. Их ждут строгие ледяные казармы зимы и нелёгкие испытания. Замереть, выстоять, дожить…
Липа одиноко и гордо красуется в зелёном демисезонном пальто, как богатая барышня среди осенних оборванцев. Легкомысленно шевелит крепкой листвой, словно машет всем на прощание. Даже не подозревает, что в самую последнюю минуту и она окажется в этом уходящем поезде осенних призывников. Перрон опустеет…
Голубоглазое небо улыбается и тихо отрывает очередной листок календаря.
В который раз слышен гудок старого паровоза…
SOS…
Я потерялся в океане жизни. Сбился с курса, заплутал. Полярная звезда исчезла из виду. Компас заржавел. Пути перепутались. Стороны света замкнулись в круг. Он сужается день ото дня. До задыха, до обморока…
"Саргассово море" – остров погибших желаний и надежд, облепило водорослями иллюзий и заблуждений, тянущих на дно. Корабль дал течь, шпангоуты трещат по швам. От горизонта до горизонта – пустота.
SOS…
Поговорить бы с кем!.. Да есть ли те слова, которыми можно рассказать кому-то об ускользающей минуте жизни, исчезающей, как падающая звезда в конце июля.
SOS…
Господь мой! Как Ты далеко! Не дотянуться, не докричаться. Не дошептаться молитвами. Где Ты?..
Уста мои пересохли. Рождающие безмолвие губы стали колючей проволокой.
SOS…
В какой стороне спасение? Где берега обетованные? Гавани, в которых ещё ждут меня? Где магнитная ось Любви, указывающая направление заблудшему? Утренние серые рассветы, с порванными парусами обвисших облаков, порождающие холодный туман, столько дней молчащие, – дайте знать!..
SOS…
Свечи без пламени, лампады без фитиля, киоты без образов. Небеса без знамений. Дни без надежды. Ночи без снов. Крик в никуда…
SOS… SOS… sos… sos… sos… sos…………..
Поезд, хриплым фаготом, дал тревожный гудок и нырнул в снежную пыль.
Мягкие рессоры укачивают. Тепло вагонной печи и запах угля закрадываются в самые потаённые уголки холодного зимнего утра. Сон кошачьей лапой ласкает веки.
За окном белёсая беспросветная муть вспыхнула тусклым светом одинокого фонаря. Словно родившаяся и тут же безвозвратно утерянная мысль.
Еду в пустоту остывших стен, где бесконечные дни похожи один на другой, как замызганные вагоны товарного поезда. Где нет завтра. Есть просто следующий день…
Чайная ложка бьётся о край стакана. Чувств никаких. Желаний – ноль. Раннее утро и дорога стёрли сокровенные строки в книге судьбы. Закладка вывалилась, страницы перепутались. Я в начале книги, середине или ближе к эпилогу?..
Всё с начала!..
Всё сначала?..
Всё с начала…
Я сегодня играл в снежки с клёном. Да-да! Берёза и липа – мои соседи по дому, тому свидетели.
В Москве, за одну ночь, выпало треть месячной нормы осадков. Злые ноябрьские "белые мухи" превратились в добрые предновогодние снежинки. Они завалили бульвары и проспекты, улицы и переулки. Зимние красавицы соскучились по людям, полетели на встречу с человечеством. Человечество не поняло порыва и возопило: "Коллапс!.."
На улицы выехали снегоплавильные, снегоубиральные, снегоподметальные машины. Дворники записались в народное ополчение и вооружились широкими лопатами. Телевизор запестрел сводками с полей сражений.
А снег всё валит и валит! Его армады десантом сыплются с неба, партизанскими тропами пробираются и осаждают детские площадки, школьные дворы. Детвора, с криками: "Ур-ра-а!.." атакует противника.
Я на стороне пацанов. Тоже кричу с балкона: "Ур-ра-а!.." и штурмую агрессора, осевшего на ветвях клёна, гранатами, которые слепил из того же снега, побеждённого в рукопашном бою на подоконнике. При точном попадании он лавиной летит с клёна на тротуар. Пара бросков – мимо. Берёза с липой раскачиваются и словно смеются надо мной: "Мазила-а!.." Клён подыгрывает, иногда дурашливо уклоняется, но всегда радуется моим точным броскам.