— Как ты это себе представляешь — покорить время? — поинтересовался Федор.
— Очень просто, — засмеялась Лин. — Захочу — и отправляюсь в завтрашний день. Или во вчерашний.
— В завтрашний день можно. Во вчерашний нельзя, — произнес Федор.
— Дверь в прошлое закрыта?
— Побывав у предков, ты бы спутала карты историкам, — сказал Федор.
— Разве все дело в историках?
— Причина и следствие не могут поменяться местами, — произнес Федор. — А именно так может случиться, если бы мы путешествовали в прошлое… Помнишь, мы читали в одной смешной книжке про человека, который отдавал долги раньше, чем делал их? Такая же бессмыслица может получиться, если человек отправится в прошлое.
— Да, я понимаю… Время течет только в одну сторону, как Обь, — сказала Лин.
…Обь! Мгновенно Икаров вспомнил все. Этот разговор происходил на Оби. Они шли по высокому берегу, время от времени Федор швырял в воду камешки. Они совсем недавно познакомились на озере Отдыха, и Федор робел немного, но виду не показывал. Значит, Лин тогда записала на патрон весь их разговор.
Стоило только закрыть глаза — и вот они снова идут по берегу, юные и счастливые.
— Бег времени непостижим, — сказала Лин.
— Время… — задумчиво произнес Федор. — Знаешь, нам сегодня на лекции рассказывали об одной смелой гипотезе. По этой гипотезе, время может сгорать, подобно углю, и вот такое пылающее время и дает звездам энергию.
— Какая красивая теория, — сказала Лин. — А кто ее автор?
— Козырев.
— Давно он жил?
— В XX веке.
— Смелая теория. Она не подтверждена? — спросила Лин.
— Но и не опровергнута до сих пор, — ответил Федор.
— Может быть, она подтвердится на Тритоне, — негромко сказала Лин.
— Мы о звездах знаем еще очень мало, — заметил Федор. Капитан готов поклясться, что именно в этом месте он взял Лин за руку.
— Я часто представляю, — сказала Лин после паузы, — что где-то в далеких мирах время течет иначе, чем на Земле. Как? Не знаю, но иначе. Время каждому живому существу, каждому предмету отмеряет срок. Раньше это тоже хорошо понимали. Вот послушай старинную балладу о вине.
…Капитан Икаров помнил балладу о вине. Лин читала ее Федору множество раз там, на Земле. Но сейчас, слушая чеканные слова здесь, в отсеке на три четверти сожженного корабля, тревожно несущегося в черной ночи, сдавленный неимоверными перегрузками, которые не дают даже пальцем пошевельнуть, капитан в старых строчках открывал неожиданно для себя нечто новое, неведомое, скрывающее тайный смысл, гнездящийся то ли в неторопливом повествовании, то ли в самих интонациях родного голоса: