Шаги в глубину

— Давай-давай, — приободрила я. — Вали и это на свою дырявую память. Мол, нашло что-то такое, сам не знаю.

Дональд потер лоб, старательно отводя взгляд.

— Н-ну, я…

— Видишь ли, друг мой, — сказала я, откидываясь назад и поигрывая бокалом. Что мне нравилось в этом дрянном местечке, так это обивка кресел и совершенно волшебные их наполнители. Как в ванной лежишь. — Мальчики иногда хотят девочек, от памяти это не зависит ровно никак. Более того, вероятность прорыва таких подавленных желаний тоже ни от чего не зависит…

— Алекса, т-тебе не идет, — сказал опомнившийся Дональд.

— Что не идет? Выделываться?

— Ага.

— Учту.

«Черт», — подумала я. Хочу его отбить — не на разик ночью, а именно что отбить. Хотя, если разобраться, как увести парня у возлюбленной, которая может полувзмахом развалить экранированный БТР? Попахивает суицидом. С другой стороны, отношения-то у них вынужденно платонические, потому что криоожог от поцелуя в щечку — это весьма и весьма.

«Запутано все».

— Ну, тогда продолжаем ждать твоего поставщика, — подвела итог я. — Еще по ландри?

— Н-наверное.

— Вот ведь скотина, — сказала я, помахав обленившимся официантам, — ты его хоть монетой накажи, что ли. А то у нас там корабль на ненадежных элементах остался.

— Он н-не скотина, он сцинтианин. А на «Телесфоре» есть Рея.

Это да, конечно, подумала я. Но налицо и кое-что еще: после открытия разных секретов фрегата Дональд словно бы стал меньше им дорожить. Как будто хотел, чтобы это чудо техники потерялось благодаря икающей докторше и загадочному красноглазику. Пожалуй, он и впрямь воспринимал теперь свой корабль только как место, где осталась последняя из Лиминалей.

— Ну что ж, раз у нас все в порядке, раз у нас вагон времени, не о чем и беспокоиться…

Я подняла бокал. Сквозь розовую дымчатую жидкость мир выглядел простым и понятным. Впереди работа, парень мне нравится, у нас будет куча денег. Ах, если бы на этих чудных пунктах можно было поставить точку.

— За нас, — вдруг сказал Дональд и закрыл наконец микрокомпьютер.

— За нас? — удивилась я.

— Ага. П-пусть все получится.

Это был самый глупый и наивный тост, который я слышала. И удивительно ли, что он мне понравился?

* * *

Паракаис был терраформированной планетой, и как следствие, — планетой загаженной, с кучей климатических сбоев. Уникальной экосферой пожертвовали без колебаний, потому что на расстоянии пяти астрономических единиц начиналась туманность Шрайка и был нужен плацдарм для ее промышленного освоения. Атмосферные башни где разобрали, где приспособили под жилые или производственные нужды, и они стояли — покосившиеся, огромные, изъеденные, — напоминая о том, что мир только начали по-настоящему осваивать, а он уже загажен по самые зелено-замызганные облака.

— Что за глупая затея — услать грузовик и плестись пешком.

— Н-ну, я бы хотел слегка п-проветриться.

— Боишься уронить репутацию?

— Н-не особо. Но воздухом подышать стоит.

— Чем-чем?

Санзона космопорта выглядела даже хуже, чем все остальное. Что, впрочем, неудивительно: вокзалы, станции, порты всегда имеют такое вот обручальное кольцо грязи, нищеты и безразличия. Мы плелись по широкой улице, под останками старой монорельсовой дороги. Основной цвет — зеленый ржавый, основной запах — гниющий металл, и, вдыхая эту пакость, я невольно радовалась, что на Паракаисе убили всю биосферу, кроме надцати вирусов.

По крайней мере, разлагаться здесь нечему.

Я осторожно дышала, осторожно шла и размышляла: мне впервые был симпатичен выпивший парень, куда симпатичнее даже, чем тот же парень в трезвом виде. Мы с ним протрепались на страшно умные темы — как и всегда под выпивку. Потом прибежал сцинтианин и нарвался на угощение. Потом мы выпили еще и выбили пять процентов скидки.

— Почему т-ты никогда не носишь б-брони на планетах?

Страшно хотелось ответить ниже пояса, как-нибудь в духе: «А тебе так не нравится»? — но это было не слишком спортивно и даже грубовато.

— Ношу. На всех не-терраподобных мирах.

— Н-ну да, — хмыкнул Дональд. — Ты же п-поняла, что я имею в виду?

Обормот шел свободно, почти не покачиваясь: руки в карманах, взгляд мечтательный.

— Поняла. Ты на Паракаисе тоже не стал. Почему?

— Г-глупо. Здесь если захотят убить — убьют.

— Вот именно. Только у меня везде — Паракаис.

Я шла, и тепло приятно скреблось в груди: похоже мыслим. Оно ведь как? Человек в броне выглядит однозначно — настороженным, готовым ко всему, недоверчивым. И глупым, потому что на каждую толстую броню найдется свой калибр и своя длина волны. А вот девушка в стильной одежке да плюс массивный разгрузочный пояс, да плюс баронианский ударный пистолет на бедре… Может, у меня в разгрузке пульсары активного противодействия, а может, нет. Может, блестящая курточка — это не просто блестящая курточка, а может, я просто выпендрежница. Босякам я надаю без брони, да и без оружия тоже надаю, а вот профессиональный грабитель тридцать раз подумает, прежде чем напасть. И думать он будет не о том, как пробить панцирь «Толстый Щит Мк. 2», а на тему «стоит ли вообще трогать такую непонятную миловидную девушку».