Шакалы

— Оперативник не должен жить в изоляции, ему грош цена, коли его не знают, не уважают в округе. Я понимаю, у вас с водкой взаимоотношения сложные. — Гуров глянул на охранника, который смутился, тут же взглянул с вызовом, спросил:

— Это почему вы так понимаете? Мы не пьем, не обучены с детства.

— Не надо врать, парень. Очень ты даже пил, полагаю, начал за кордоном, такое с нашими людьми случается. За что из КГБ и выгнали, теперь завязал, уважаю.

Олег смотрел на Гурова недоумевающе, с легким вызовом, одновременно с восхищением.

— Секрет моей информированности очень прост. Я заглянул в бар, там, кроме традиционных виски, водки, коньяка, стоят бутылки с очень вкусными винами и ликерами. Самый непьющий человек рюмочку да употребит, а коли “завязал”, значит, было от чего. Это дело ваше, а вот то, что вы не поддерживаете отношений с рабочим людом, что вас окружает, дело мое. Из любого из этих гробов снять меня из снайперской винтовки что в форточку плюнуть. Сколько здесь в округе ни копошится людей, однако все друг друга знают, появление на стройке постороннего, как бы он ни перекрашивался, тут же заметят. Мне отсюда за всем не углядеть, надо, чтобы предупредили, а предупреждать будут своего, чужого не станут. Ты понял, Олег? Пригласи к вечеру пару-тройку бригадиров, дом обмыть, скажи, брат хозяина приехал, желает с соседями познакомиться.

— Так натопчут. Лев Иванович, — возмутился Олег.

— Подотрешь, у тебя служба такая, — холодно ответил Гуров, оглядел охранника недовольно, поморщился.

* * *

Фокин созвонился с генералом Орловым, явился к нему в кабинет, готовый терпеть любые унижения, лишь бы получить удостоверения своих людей, минуя генерала Коржанова. Хотя тот, занятый предвыборной кампанией, до которой оставался всего месяц, в посторонние дела не вникал, но начальник главка МВД человек хоть и небольшой, но не посторонний. И Коржанову проще не тратить время на выяснение отношений, а оторвать башку подполковнику Фокину, пожать руку генералу Орлову и продолжать заниматься основными делами.

Конечно, Коржанов оторвет лишь одну из множества голов Фокина, придет время, последний с генералом посчитается. Но до того дожить надо, много чего произойти должно, а подполковничьи погоны, которые, с одной стороны, ничего не значили, с другой — упрощали решение чисто бытовых вопросов.

— Разрешите, господин генерал-лейтенант? — спросил Фокин, входя в кабинет. — Здравия желаю.

— Да-да, — Орлов что-то быстро писал. — Заходи, присаживайся, я сейчас.

Через несколько минут он отложил ручку, захлопнул папку, достал из ящика стола пачку удостоверений, бросил Фокину на колени.

— Держи свое барахло. Учти, я тебе это мирно возвращаю не из уважения к твоему генералу, о тебе и говорить нечего, просто дел невпроворот.

— Уважаемый Петр Николаевич, вы ошибаетесь, парни оказались рядом с вашей машиной чисто случайно, — бормотал Фокин, рассовывая удостоверения сотрудников по карманам и не веря, что все так легко закончилось.

— Ты говоришь — уважаемый, а держишь меня за дурака. Скажи, человек, сорок лет проработавший в сыске, способен отличить “наружку” от случайной машины? — Орлов взглянул на Фокина с любопытством. — Гуров считает, что ты умнее.

— Простите, Петр Николаевич, но вы ведете за мной наблюдение.

— Обязательно! Сравнил Божий дар с яичницей. Ты коррумпированный чиновник.

— Слова, господин генерал.

— Когда будут доказательства, ты будешь сидеть не в моем кабинете, а на нарах. А так как тобой занимается Гуров, то ты будешь сидеть на нарах обязательно. Пошел вон! Передай своим пацанам, если я их увижу, то разделаюсь с ними не по закону, а старым милицейским способом.

— Можно передать генералу...

— Пошел вон, я сказал!

Таким образом Фокин получил удостоверения своих сотрудников, заплатив малой кровью, но большими унижениями. Генерал Орлов был включен в “черный список”.

Зная, что находится под наблюдением, он ничего в своем расписании менять не стал, заходил к Игорю Смирнову, приносил продукты, сидел несколько минут и уходил. Последний раз он оставил на столе Игоря записку. “Игорек, все в норме, люди готовятся, твое участие в операции будет минимальным. Крепись. Бумажку сразу сожги”.

Игорь, изредка подкармливаемый наркотиками, жил как на плоту, который покачивается на небольших волнах то вверх, то вниз. Фокин знал время действия препарата, появлялся вовремя, Игорь ломки не испытывал, лишь полный упадок сил и полное безразличие к окружающему миру и своей судьбе. Только появление на телеэкране Президента бросало адреналин в кровь. Игорь оживал, смотрел на изображение с ненавистью. Прекрасно понимая, что стрелять будет не он, какой из него нынче снайпер, Игорь тем не менее, глядя на экран, не сводил глаз с переносицы Президента. Именно в это место следует засадить пулю. Говорят, — он сам не видел, — что шальная пуля, сразившая мать, попала именно в переносицу.

* * *

Фокин заглянул на минутку в кабинет помощника Президента Ждана и, подойдя к столу, тихо сказал: