Шакарим

Без сомнения, если человеку дана душа, дана жизнь в пространстве, смысл ее не в том, чтобы есть, пить, спать. Что тогда отличало бы его от животного?

Человеку дан разум, язык для общения. Потому жизнь человеку дана не для пустого времяпровождения.

Тогда в чем же смысл жизни? Думаю, на этот вопрос мы найдем ответы в словах мыслителей и мудрецов, живших до нас. Их речи многозначны и содержательны, мысли глубоки и широки. «Делай добро себе. Если пресытился, делай добро друзьям», — говорили они. В этих словах, я думаю, и заключен ответ на вопрос Шакарима — мирзы».

Шакарим ставил проблему шире. Говорил: «Жизнь — атрибут исчезающей души».

Не столь важно, к какой разновидности идеализма или материализма он тяготел — разве в классификации дело? Гораздо важнее, что он рассуждал как поэт. Свято верил, что жизнь зависит от души, и жизнь прекращается, когда душа покидает тело.

«Душа может обрести тело, но плоть не создаст души», — утверждал Шакарим в написанном позднее стихотворении философского ряда «Я не нашел мастеровитого среди людей…». Задача поэта — хранить гармонию человеческой души. Поэт ищет смысл жизни, но боится его найти. Стремится оставаться в кругу созданных им образов, а не выдавать абсолютно верные решения.

Язык логики принадлежит науке, язык символов — поэзии. Шакарим владел обоими и опасался их конфликта. Вот и задумал переложить труд на читателей, задав вопрос: в чем смысл жизни?

Хотя, кажется, знал ответ. Во всяком случае, имел версии.

Вспомним, как он писал в стихотворении «Глупцы и звери» («Зеркало казахов»):

Любить иль не любить имеешь право,
Используй разум и желанье здраво.
Создал тебя Творец для испытаний,
Он за тобою наблюдает величаво.

Вновь о Боге, о Создателе, и это опять близко к истине.

Ведь если человек послан на землю Богом, то должно иметь место и какое-то предопределение — рок. А если все в жизни предопределено, то к чему слова, какая нужда ставить вопросы? В таком случае и вопрос Шакарима должен быть адресован ему, Аллаху: в чем смысл жизни, что в ней наиболее важно для человека? И тогда из глубин сознания придет ответ, как послание Бога: загадка жизни состоит в том, что она — лишь часть другой загадки, которая называется вечностью.

Возможно, это самый утешительный ответ на вопрос Шакарима.

Третий его вопрос вуалирует сомнение, которое вроде бы не подобает демонстрировать верующему человеку.

Верите ли в то, что после смерти нас ждут наслаждения или муки? — с серьезным видом вопрошал поэт, который в действительности не упускал случая поиронизировать на тему мулл, обещающих прихожанам сладкую жизнь в раю. Вот пример:

«В раю есть для влюбленных сад,
Там юных дев фонтан услад
Блаженством вечным вас одарит», —
Так муллы наши говорят…

В аду ж не будет и огня,

Там ничего нет для меня…
Вот попадем туда к ним в гости,
Узнаем все в теченье дня.

Блаженства негу одолев,

И муки адовы презрев,
Эх, муллы на соблазны падки,
Особенно на юных дев.

На самом деле Шакарима волновало вовсе не то, куда мы попадем — в ад или рай. Он явно подразумевал другой вопрос: вообще есть ли жизнь после смерти?

Рожденье, смерть — судьбы святая простота,
В средине — жизнь, а за краями — пустота.
Меж двух миров небытия — мираж,
Что именует жизнью чья-то щедрота.

Это из стихотворения, написанного в двадцатые годы.

Он всю жизнь осторожно, видимо, чтобы не прослыть еретиком, вопрошал: существует ли потусторонний мир? Есть ли жизнь после кончины? Если есть, как она выглядит?

Вроде бы определился, что для поэта жизнь после смерти воплощается в стихах:

Кану я, но будут жить стихи,
Молодые все запомнят до строки,
Кто-то с верой примет это, кто-то — нет,
Нет, не каждому стихи мои близки.

(Перевод Бахытжаиа Канапьянова)