Помня, что в тюркской символике образ змеи олицетворяет сокровенное знание, поэт представляет Коркыта, ужаленного змеей, как поводыря, который обрел вечное знание:
Символично обращение к зеркалу, что предстает «без ржавчин и дыр». В лирико-философском исповедании Шакарима зеркало, являя положительные атрибуты, было связано с аллегориями света, правды, самопознания, истины.
Теперь он сильнее любых преследователей. Надо будет собрать вещи, подготовить рукописи и выехать с Зиятом и другими. Они пойдут на восток, к далекой границе. А он вернется в Карауыл, соберет оставшиеся рукописи и спрячет в надежном месте.
Вскоре из лощины показались всадники. Как и предполагал кажы, сын Зият приехал не один, с ним были остальные беглецы.
Бердеш вспоминал: «К Шакариму мы приехали утром. Он не принял мой привет. Такой был кажы — если разочаровывался в ком-то, то разговором не удостаивал. Посмотрел на меня искоса, пока я сходил с лошади. Он был один, приготовил нам чай. Решил выйти с нами, поехать к семье, чтобы забрать свои труды и книги…»
За чаем говорили о том, каким лучше идти маршрутом. Шакарим подробно изложил свои соображения. До границы путь неблизкий — более пятисот километров. Важно пройти безопасными тропами. Он отдал Зияту пачку бумаг, завернутых в полотенце, — копии сочинений.
Бердеш настоял на том, чтобы оставить поэту лошадь убитого налоговика Олжабая Шалабаева. Предлагал и раньше, о чем потом вспоминал так: «Скакуна через месяц после восстания я отвел к Шакариму. Тогда же предлагал перевести его через границу в Китай. Он не согласился. И лошадь не взял. Надеясь, что передумает, я все же оставил ему скакуна».
В этот раз поэт неожиданно согласился взять коня. Подумал, что будет удобно добраться на нем до Карауыла. Объявил, что сдаст иноходца в ГПУ, поскольку держать его у себя небезопасно.
Оседлав иноходца, Шакарим приторочил к седлу старое ружье. Конфискованный винчестер, подаренный Абаем, так и остался в ГПУ. Подперев камнем дверь жилища, он сел в седло и тронул коня вслед за остальными.
Карасартов, благодаря осведомителям, знал, что именно 3 октября группа Бердеша будет уходить из Чингистау в сторону китайской границы. И, как он надеялся, с ними будет Шакарим. В Китай он не пойдет, чекист об этом уже знал от доносчиков. Но предполагал, что кажы поедет с остальными проводить сына.
Впоследствии он пытался доказать, что в день убийства поэта не был на месте происшествия. Однако все свидетельства подтверждают, что именно он руководил операцией. Происшедшие события можно восстановить по сведениям очевидцев. Они не всегда совпадают в деталях, но в целом дают однозначную картину случившейся драмы.
Бердеш Кунанбаев: «Я, мой брат Манекеш, Зият, Сапа и Мухтар выехали с Шакаримом. Около ключа помолились. Шакарим сказал, что поедет на гору посмотреть, нет ли кого из людей поблизости. За ним увязался пятнадцатилетний Манекеш. Минут через десять-пятнадцать, услышали два выстрела. Тут же Манекеш подъехал к нам и сказал, что Шакарима убили. Мы стали убегать».
В материалах комиссии Хамита Ергалиева сохранился другой рассказ Бердеша Кунанбаева: «Утро. День начинался пасмурно. Только двинулись в путь — раздались выстрелы. Мы притаились. Шакарим сказал: «Наверное, это тот отряд, что преследует банду. Я подойду к ним, встречусь и объясню, зачем мы здесь». И двинулся к ним. Только выехал, как раздались два выстрела. Мы сразу поняли, что Шакен убит. Подумали, если уж его убили, то нас точно не пощадят. И подались через китайскую границу».
А теперь — свидетельства людей, находившихся по другую сторону баррикады.