В разговоре с Евнеем Букетовым в 1978 году Абзал Карасартов красочно расписывал свою речь перед народом. Надо понимать, что чекист пошел на этот разговор с одной целью — показать, что он действовал ради советской власти, уничтожал ее врагов, а не добродетельных граждан, и потому чист перед государством и собственной совестью.
«
Карасартов. Конечно. Я сказал: «Вот перед вами лежит Шакарим, выступавший против советской власти с оружием в руках и других подстрекавший к тому же. На его совести пролитая множеством людей кровь». И показал на тело. Иначе бы не поверили. Заявили бы: «Шакарим если и умрет, то только своей смертью».
Лукавые слова Карасартова опровергаются свидетельскими показаниями очевидцев.
Шакарим не был большим поклонником советской власти и никогда не скрывал негативного отношения к ней, не боялся выражать суждения в стихах, не осторожничал в высказываниях. Однако считать его врагом власти, готовым идти против нее с оружием в руках, было бы преувеличением. Не шел с оружием он против советской власти, как утверждал Карасартов. Не участвовал в перестрелке. И уж точно на его совести не было «пролитой множеством людей крови».
Не говорил правду Карасартов даже о погребении. Знал прекрасно, что тело Шакарима на самом деле бросили в иссохший колодец на окраине аула, потому что подчиненные исполняли только то, что приказывал он. Один из членов его отряда, Марат Тунликбаев (однофамилец Айтмырзы), говорил: «Командир наш Абзал Карасартов. Что он скажет — закон. Скажет лежать — ляжем, скажет стрелять — стрельнем».
Сказал Карасартов бросить тело в колодец — бросили. Знал Карасартов, что это не по-людски, потому и юлил в разговоре с Букетовым.
Но были свидетели. Видел, как тело Шакарима бросили в колодец, Кабыш, сын Каримкула. Помнила и Укыш Козбаева: «Дед Жетибай сказал: «Человек мертв. Давайте мы сами предадим его земле». Но начальник не разрешил. Под утро, пока народ спал, тело кажы отнесли к берегу реки Баканас. Там, на правом берегу, бросили в высохший колодец. Поспешно, кое-как забросали ветками, камнями и землей, чтобы только прикрыть».
Карасартов делал то, что предписывали исполнять его собственные начальники: запугать народ так, чтобы он под страхом смерти не высовывался из аулов, не смел возражать против политики советской власти. Самое сильное средство устрашения — это, конечно, человеческая смерть. И сотрудникам ОГПУ была дана команда не скупиться на жертвоприношения, уничтожать всех «врагов советской власти».
Смертей было слишком много, угроза для жизни была абсолютно реальной, и народ смирился. Уходя из Баканаса, Карасартов объявил населению через подручных: если кто-то приблизится к колодцу, в который брошено тело Шакарима, его ждет смерть. Страх смерти был настолько велик, что в следующие тридцать лет никто так и не подходил близко к колодцу. Люди боялись сказать о том, что знают, чье это захоронение.
Свою роль сыграл, конечно, и самый страшный эпизод в казахской истории, который произошел в эти годы. В степи случилась массовая гибель людей от голода. Каждый день приносил известия о жертвах.
В октябре из семипалатинской тюрьмы выпустили, наконец, Баязита, сына Гафура. Он отсидел год и восемь месяцев. Голодный, измученный, подавленный, он пошел пешком в Чингистау. По дороге узнал об убийстве Шакарима, своего деда. Умирали от голода другие родные. Холодными ночами Баязит не мог найти пристанища. Мерз, страдал от голода, не ел дней шесть. Так и не добравшись до родных, ночуя в заброшенных кошарах, не в силах терпеть муки, он перерезал себе горло. Кто-то из родных похоронил Баязита близ зимовья Мауен.