Шакарим

На мой третий вопрос Толстой дал такой ответ: «Одним из особых свойств писателя является умение увидеть недостатки своих произведений и исправить их. Это присуще не каждому. Есть такое выражение: «Ошибки других виднее». Но лучше всего, когда человек сам видит и исправляет свои недостатки. Природе человека присуще свойство, необходимое для исправления собственных ошибок. Оно заключено в кристально чистом сердце. Если человек каждое свое деяние, написанное слово сможет оценивать чистым сердцем, то оно своим тонким восприятием раскроет истину. Результаты умственных размышлений надо пропустить через сердечное сито. Человек, выработавший в себе способность доверять сердечным отголоскам, всегда может увидеть свои и чужие недостатки. Поэтому самый справедливый критик — это чистое сердце».

Такие советы дал Толстой, я считаю его учителем и уважаю его».

Ахат зафиксировал устный пересказ Шакаримом его переписки (или диалога) с Толстым. Поэтому очевидное несоответствие стилю русского писателя можно отнести на счет пересказа и перевода с одного языка на другой.

Возможно, правда состоит в том, что Шакарим действительно задавал вопросы Толстому. Мог даже отправить ему письмо. Но получил ли ответ?

Это одна из тех великих исследовательских загадок, которые влекут творцов на путь апостольского служения людям и питают дух.

Карамзин казахской степи

Весна 1909 года выдалась хлопотной. Мягкая зима способствовала увеличению поголовья скота. Пришлось немало потрудиться, чтобы сохранить молодняк.

А летом Шакарим завершил давно начатый стихотворный перевод повести Пушкина «Метель».

В отличие от перевода «Дубровского» «Метель» не была напечатана при жизни переводчика и предстала перед читателями лишь в 1936 году в журнале «Адебиет майданы» («Литературный фронт»), ответственным редактором которого был Сакен Сейфуллин.

Повестью «Метель» Шакарим завершил серию стихотворных переводов прозы Пушкина. На какое-то время вообще оставил переводы. Вероятно, ему хотелось сосредоточиться и упорядочить в себе навеянное произведениями Льва Толстого новое религиозное мироощущение.

О религиозности Шакарима можно сказать одно: он мусульманин. Но его вера в Бога взросла в степи, напиталась полынным духом тюркского кочевья и несла в себе элементы миросозерцания тенгрианцев. Потому его истинная вера — иман — включала не только религиозность, что подразумевает пассивное начало духовности. Активное проявление внутренней жизни Шакарима видно из его стремления к образованию. Он был одержим стремлением обрести все знания мира. Упорно называл познавательный процесс наукой, считая, что избранный путь самосовершенствования обязательно выведет на подлинно научную стезю. И верил, что посредством художественной правды, сокровенного слова искусства найдет путь к истине.

Духовную программу неустанно шлифовал всю жизнь. И даже в написанном на склоне лет стихотворении «Моя вера», которое, очевидно, было задумано как просветительско-нравственный манифест, звучат не только воинственные ноты, присущие обыкновенно носителю молодой религии мира, но и мотивы отчуждения. Это поэтически изложенная история обретения веры, что началась «после сорока» и длилась добрых «тридцать лет», когда удалось, вопреки «лени всей в родном краю», углубить свои познания в науках, в том числе — теологических. Лирический герой довольно критически относился к «наукам» «мулл, проворных лис». В раздумьях, как в условиях существующего уклада жизни преодолеть пагубное давление материального на духовное, Шакарим прокламирует синкретизм религии и науки в культурном развитии общества. Однако поэт-мыслитель, прошедший длительный путь познания и реализующий себя как личность, наталкивается на неприятие окружающих:

Но не верят люди мне,
В ясной, светлой тишине
Испаряется вовне
То, что в уши им вливаю.

«Я не знаю» — что за вера?

В мире хуже нет примера.