Шакарим

Шакарим строго следовал исходному тексту, лишь изредка позволяя себе сокращения. Сказка Толстого начинается так: «Ассирийский царь Асархадон завоевал царство царя Лаилиэ, разорил и сжег все города, жителей всех перегнал в свою землю, воинов перебил, самого же царя Лаилиэ посадил в клетку». Впечатленный историей кровожадного Асархадона и мотивом его превращения в беспомощного Лаилиэ и последующим прозрением героя, Шакарим вынес имена в заглавие, чуть изменив их на казахский лад.

«Три вопроса» также были переведены в прозе. Только в финале Шакарим добавил четверостишие, исполненное в излюбленном стиле нравственного императива:

Человечным будь! Клянись себе самому
Не чинить насилие и зло никому.
И с больших высот народ не угнетай.
Совесть, честь и честный труд — голова всему!

Идея нравственного самосовершенствования, лежащая в основе почти всех, за малым исключением, произведений Толстого, волновала, словно близость моря, перекликаясь с неумолчными мыслями Шакарима о постижении истины.

В начале февраля 1907 года в Семипалатинске должны были пройти выборы во Вторую Государственную думу. Шакарим, как выборщик от Чингизской волости, обязан был участвовать в собрании.

Не без влияния Алихана Букейханова представители Семипалатинского областного комитета «Партии народной свободы» неожиданно выдвинули кандидатуру Шакарима Кудайбердиева в депутаты Госдумы. Трудно точно определить, когда Шакарим успел вступить в партию кадетов (возможно, и не вступал вовсе). Однако, взойдя на трибуну, он так же неожиданно отказался от высокого предложения, поблагодарив за оказанную честь.

Можно вспомнить о страстных призывах Шакарима к служению народу, о стихах, проникнутых высокой мыслью посвятить жизнь народному благу. Он неплохо знал русский язык. Ездил по России, совершил хадж в Мекку. Был в курсе проблем казахского общества. Поэтому понятна причина, по которой его выдвинули в Госдуму, где он мог бы поработать с пользой для казахского общества.

Но тогда почему он, по сути, мгновенно отказался от заманчивой перспективы стать депутатом Госдумы и послужить обществу? Какие страхи оттолкнули его от большой политики? Причина могла быть одна — занятость литературным творчеством.

Летом 1908 года Шакарим навестил в тюрьме в Семипалатинске Алихана Букейханова, который в очередной раз был арестован за политическую деятельность. В 1915 году в статье в газете «Казах» Букейханов вспоминал: «Когда я отбывал тюремное заключение в Семипалатинске в 1908 году, Шакарим, Какитай, Турагул специально приехали в город, чтобы поддержать меня. Несколько дней мы хорошо проводили время. И позже, пока я еще был в тюрьме, приходили поздороваться. Эх, другие казахи недотягивают до них…»

Алихан сожалел, что, кроме Шакарима и братьев, никто не навестил его в тюрьме. Сожалел, конечно, о страхе народа перед властью, что для него означало недостаточную поддержку его идей в массах. В конечном счете этот фактор скажется в будущем, когда в 1919 году созданное Букейхановым правительство Алашорды окажется в изоляции в один из самых важных моментов казахской истории.

1907–1909 годы — это было время, когда Шакарим стал вникать в религиозно-философские принципы Толстого, принимая, как свою, его концепцию нравственного самосовершенствования. Ему казалось, что он видит свет истины. Толчком к познанию пути стало чтение трактата «Что такое искусство?». «Нет ничего более старого и избитого, чем наслаждение, и нет ничего более нового, как чувства, возникающие на религиозном сознании известного времени», — писал Толстой.

О, сколько раз говорил о том же Шакарим, призывая сородичей воздерживаться от пагубных страстей! И так же, как Толстой, считал, что именно религиозная одухотворенность ведет к постижению тайных движений человеческой души. Как и в произведениях позднего Толстого, у Шакарима «вероучитель» преобладал над «писателем», и назначением своего искусства он видел формирование религиозного сознания, а не начетничество и фарисейство, бытовавшие в родной среде.

Надо написать письмо Толстому, поделиться своими размышлениями о нравственных категориях, на которые навело чтение его произведений, — таково было решение Шакарима.

Теплой майской ночью 1909 года при свете масляной лампы он писал великому Толстому и уже не ощущал себя одиноким во Вселенной.

Творчество порой настолько сближает, что поневоле чудится, будто творцы и впрямь связаны невидимыми узами духовного родства.