Перед глазами тут же всплыл образ незнакомца, а ведь еще несколько мгновений назад казалось, что она его совершенно не запомнила… Запомнила. Еще и как. И стройную фигуру, выгнутую в каком-то хищном положении, и руки, которыми сгребал конверты всех мастей и размеров. Большие мужские ладони. Широкие и грубые. Какие и должны быть у мужчин. Пальцы на них длинные, прямые. Тут же в голове возникает глупая хохма со студенческих времен, в которой говорится, что размер мужских пальцев и его же достоинства прямо пропорционален. Бред, конечно, но в какой-то момент Алена этому верила. Что еще? Взгляд? Глаза? Да… Темные глаза, практически черные. И взгляд будто знакомый, чуть надменный. «Точно как у Бортновского» — получилось невесело вздохнуть. Только у незнакомца не было во взгляде налета прожитых лет, не было многогранного опыта и той силы, которую приобретаешь с годами, а так… один в один, смотрел на Алену и пустоту перед собой видел. Разве что эта пустота была разбавлена смазливой внешностью, да девичьим пылом, который упустить и не заметить было просто невозможно. Прическа у него была какой-то необычной. Сейчас Алена пыталась припомнить и почувствовала, что улыбается. Глупо и неправильно. Как последняя дура!
Резкий он был. Весь из себя не ограненный. Тот самый плохой парень из родительских кошмаров, которого непременно хочется приручить. И отнекиваться бесполезно — понимает, что пропала. Черты лица заостренные и прическа такая же, когда кончики волос свисают острыми иголками, когда весь взрывоопасный образ записывается на подкорку, больно ранит сознание, надежно застревая в нем. Правильной формы широкие брови, острый подбородок и почти орлиный нос. Почти… С возрастом гадать всегда было сложно, но, казалось, что ему не больше тридцати. Одежда темная, подчеркивающая поджарую фигуру и неуемную бунтарскую натуру. Ведь бунтовал, иначе и быть не может. По взгляду понятно было, по голосу, по резко брошенным фразам. Припомнила на левом запястье браслет часов. Дорогих. Папа ту же марку носил. На шее — приличную по толщине цепь, выглядывающую над воротом пуловера из тонкого трикотажа. Тоже темного. А ботинки… «какие могли быть у него ботинки?» — нахмурилась и тут же этому улыбнулась: начищенные до блеска и никак иначе! Вот такой весь идеальный неидеальный парень.
— Все равно моим будет. — Тихо пробубнила, уже фактически ощущая пригласительный билет в своих руках. — С хозяином своим или без него! — Уверенно заключила и бросила дерзкую улыбку навстречу следующему дню.
Вот только днем уверенности поубавилось и вчерашние идеи все больше походили на безумные, необдуманные, ведущие за собой новую череду последствий. А последствия — это лишения, запреты, коих и без того в жизни Алены теперь предостаточно. Потому и выбрала путь наименьшего сопротивления: позвонила коллеге, который наверняка знает, кто представит их редакцию на благотворительном вечере.
— Привет, привет, изгнанная. А я уж думал, из таких мест не возвращаются. — Засмеялся Игнатов, любимчик главного редактора и представитель журналистской элиты города.
— Привет. Как понял, что это я? — Вздохнула Алена и покосилась на телефон, номер для которого приобрела только вчера.
— А кто еще может звонить в такую рань, если не ты? На часы смотрела? Семи нет! — Прикрикнул, но без злости. Тут же рассмеялся. — Других таких же сумасшедших не знаю. — Добавил и дыхание задержал. — Неужто соскучилась? — Проговорил с придыханием, а Алена недовольно фыркнула и предпочла промолчать.
Об особом отношении воротилы пера к молоденькой практикантке год назад перешептывалась вся редакция. К счастью для самой Алены, никаких решительных шагов Игнатов не принимал и вскоре перешептывания, как и упоминания о них двоих как возможной паре, сошли на нет, но вот редкие шутки нет-нет, да и проскакивали. Вот как сейчас. И взгляды многообещающие с его стороны тоже. И намеки… Оттого и фыркала, оттого и кривилась, но сейчас нужно было ласково мурлыкнуть и пообещать все краски мира, потому и откинула голову назад, плечи расправила, и улыбнулась роковой улыбкой соблазнительницы. Да так, что Игнатов, не видя всего этого, изменения почувствовал и насторожился.
— Что-то хочешь мне сказать и не решаешься? — Похотливо потянул он, но не рассмеялся, а, наоборот, выдал напряжение.
— Ну, теперь я понимаю, за что тебя прозвали великим и могучим. — Не поскупилась на комплименты Алена и закусила губу, чувствуя себя неловко в несвойственной, непривычной роли. — Раскусил на раз. Я действительно хочу и действительно не решаюсь. — Позволила словам прозвучать двусмысленно, а Игнатов отчего-то устало выдохнул и скрипнул зубами.
— Нет. — Проговорил категорично, не позволяя петлять и далее.
— Нет? Но ведь ты меня даже не выслушал! — Опешила Алена, а Игнатов нетерпеливо рассмеялся.
— Да, да, я негодяй. И сколько обиды в голосе, сколько искреннего непонимания! На всякий случай оглашу: Семеныч предупредил, что ты будешь звонить.
— И что? Я что теперь позвонить тебе не могу?!
— Можешь. Только говорить ничего не нужно.
— Да я только спросить…