— Правда? Ты так считаешь? — Переспросил с надеждой и, лишь дождавшись кивка согласия, голову опустил, смущенно улыбаясь. Играл. Опасно и устрашающе. — И я думаю так же. Нельзя убивать. К сожалению, твой любовник считает иначе, ведь ему все позволено, ведь он богом себя возомнил, вершителем судеб! А все ради чего, ответь мне? Ради чего? — От стены оттолкнувшись, он на середину комнаты вышел, напротив Марты остановился и красивое лицо перекосилось под действием неосознанной злобы, ненависти, разрастающейся ярости.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь. — Отрицательно кивнула она головой и скривила губы, пытаясь руками за крюк схватиться, в слепой надежде положение изменить, сместить центр тяжести, дать вывернутым суставам передышку.
— А все ради очередной галочки в отчете. Ради очередной должности, звания. Ради пустой забавы и жажды власти!
— Отпусти меня, пожалуйста, отпусти.
— Ты напрасно тратишь силы, моя хорошая. — Проговорил Саша с грустной улыбкой на губах. У тебя просто нет шансов.
— Ты не имеешь права поступать так со мной! — Сорвалась она на крик, пытаясь подступиться к нему. С разных сторон. Где подкупить, где надавить, но снова и снова натыкалась на глухую стену безразличия и оттого некрасиво выла, в жесте беспомощности, бессилия. — Отпусти! Отпусти! Отпусти! Я прошу тебя… Ты его наказать хочешь, его уязвить, а больно делаешь мне! Ты меня обижаешь!
— Так случилось, Марта. Никто не виноват. Никто кроме тебя самой. Ты выбрала не того и за это придется платить.
— Но я не мо-гу! — Зло процедила она сквозь зубы. — Не могу! Не сейчас! Только не сейчас! Я беременна. — Судорожно прошептала, все в той же слепой надежде его болевую точку найти, но нашла что-то другое. То, что мужчину взбесило, что заставило зло оскалиться.
— А я знаю. — Довольно прошептал Саша и сдавленно рассмеялся. — Я знаю, Марта! Я будто только этого два года и ждал! Потому что так ему будет еще больнее. Потому что только так он поймет, почему нельзя обижать слабых, почему нельзя поступать так, как он поступает! Тебе не нужен ребенок от него. Тебе от него вообще ничего не нужно. Потому что безразличие заразно. Скоро ты станешь такой же, как он сам. Стаешь редкостной с*кой и ничего не останется от милейшей девочки Марты, которая срывала мужские похвалы, завоевывала сердца с одного взгляда, тут же их и разбивала.
— Но этой мой ребенок! Мой! В первую очередь… Ведь у меня больше ничего нет, Саша… — По имени его назвала. Впервые. И что-то увидела в его лице. Какую-то тщательно завуалированную боль, от которой он и сам хотел бы отказаться, да не может.
— Мозгов у тебя нет. Вот и все. Мозгов и головы на плечах. Не тем место думаешь.
— Ты ведь не такой! — Поторопилась заверить Марта, не позволяя ему загнать себя в твердую убежденность в собственных же действиях. — Я точно знаю. Ты… ты… ты добрый. Ты… ты заботливый. Ты смотрел на меня и дышать боялся. А что же сейчас? Что изменилось? Я та же, ты тот же. Что тогда не так?
Попыталась из транса вывести и все смотрела на него, смотрела, пытаясь понять, пытаясь вспомнить. Не изменилась… он все время говорил, что она не изменилась, но ведь просто не мог ее знать прежней. Сколько лет она не жила с отцом? Как давно уехала? Только ведь первый класс окончила, еще и друзьями-то обзавестись не успела… Еще… Смутное воспоминание мелькнуло и пропало. Будто призрак. Неуловимое. Марта напряглась, отгоняя любые другие мысли, но боль была сильнее, она не позволяла уловить нить последовательности событий, не позволяла сосредоточиться. Да и Саша ее слов не оценил. Брезгливо поморщился. В глазах загорелась ярость, на щеках гневный румянец, а сам он весь напрягся, будто взьершился, подбородок задрал вверх, теперь уже себя с ней не ровняя, не позволяя Марте стать с ним в один ряд достойных. Резко двинулся, буквально два шага и уже вплотную стоит. Шею сжал болевым приемом. Твердый как камень кулак к низу живота приткнул и с усилием надавил, со временем напор только увеличивая. Вот тогда-то и поняла, что такое настоящий страх, тогда-то и задохнулась, концентрируясь на том прикосновении, что сейчас жизни ее малыша угрожает и от этого страха зажмурилась до боли в глазах и даже понять не успела, как слова сорвались с губ.