Шахматы. Чёрная королева

— Я вспомнила! — Крикнула, себя оглушая. — Я вспомнила, вспомнила! — Поторопилась заверить, задыхаясь от нахлынувших эмоций. — Я вспомнила… — Прошептала из последних сил, чтобы тут же глотнуть воздуха и продолжить. — Ты Саша. Саша, мальчик из школы. Я тебя вспомнила. Мы учились вместе. — Спешно тараторила, чувствуя, как ударная сила ослабевает, как в напряженное до этого тела неконтролируемо быстро врывается нечеловеческая усталость, как Саша постепенно отступает. — Только ты на сколько-то классов старше. Мы на переменках встречались. Ты всегда один. Всегда. И я одна. Мы разговаривали. Не помню о чем, но всегда, всегда разговаривали и ты мне улыбался. Улыбался и казался по-настоящему счастливым. Ты сам так говорил, что счастлив. Говорил, что у тебя совсем нет друзей, и мне не стоит с тобой возиться, а я все равно приходила, потому что ты мне нравился. По-человечески нравился. Ты был хорошим, не таким, как остальные. И улыбался… — В упадке сил расплакалась и на какое-то время на крюке обвисла. — Не трогай меня, пожалуйста, отпусти. — Вдох, выдох и горячие слезы скатились по щекам. — Я никому ничего не скажу. Я уйду от Вадима. Уйду. Он мне не нужен. Я очень хочу ребенка. Я очень хочу этого ребенка, я боюсь оставаться одна. — Монотонно запричитала, зная, что все вернется. И его агрессия, и его уверенность в собственной правоте. — Я клянусь тебе, что уйду от него…Только отпусти!

— Дело ведь не в тебе, Марта. — Отрицательно покачал головой Саша. — И я тебе не верю.

— Но ведь все не может быть так! Не может! Ты не такой! Ты — не такой! — Принялась кричать в истерике, пока не получила оглушительную пощечину. Такой силы, что шею свернуло от удара. Тогда губу закусила и тихо заплакала. Просто заплакала, не желая признать того, что этот вечер уже не изменить.

— Ты замечательная, Марта. Наверно, даже самая лучшая. Я и мечтать не смел о тебе, а он взял и все испортил. Твою жизнь, мою. Я бы сам уничтожил любого, кто тебе больно сделает, а судьба, видишь, как распорядилась нами? Нечестно. — Безэмоционально бормотал он и что-то искал в карманах одежды. Едва слышно похлопывал по нагрудным карманам куртки, по карманам брюк, пиджака. — Я всегда на тебя ровнялся. Так странно, да? Тебя девчонкой семилетней помню, а все равно идеалом стала. Идеалом во всем. Ты честно поступала. Так, как чувствуешь. И на чужое мнение тебе было наплевать. Не все на это способны. Особенно дети, ведь они так падки на чужие эмоции. Дети всегда более жестоки, чем взрослые, потому что они не умеют анализировать, сопоставлять, они лишь преумножают волну агрессии, если она уже есть. Я всегда был другим. И ты была отлична от всех. Этим и завлекала. Я очень часто вспоминаю нашу первую встречу. Первое сентября. Ты с огромными белыми бантами. Ни у кого таких не было. Хорошенькая такая, как куколка. Смотрела на мир своими невероятно зелеными глазами и тем самым просто кричала о то, что жизнь не бессмысленна. Если есть такие люди, как ты, то и жизнь имеет смысл. Моя сестра… — Все же нашел то, что искал, извлек из кармана твердую обложку, а из нее достал фотографию. Маленькую, черно-белую карточку с улыбчивой девчушкой. Марте показал и что-то объяснить торопился. — Мне всегда казалось, что она на тебя похожа. Она была такая же добрая. А еще, я очень хотел, чтобы у нее все было хорошо, а потом просто о том, чтобы у нее все было. От всего ее оберегал, от всего. Недоедал, ей свой кусок хлеба отдавал. Она была такой худенькой… ты в школу пошла, а сестренке было только три.

Руки Саши, что фотокарточку удерживали, дрожали, а сам он как-то рассеяно улыбался. На Марту посматривал лишь вскользь, мимолетно, ведь глаз не мог оторвать от изображения сестры. А она слушала. Слушала и все запоминала. Пыталась прогнать липкий ком из пересохшего горла, уже очевидно замедлено моргала. Но удерживала сознание, не позволяя себе и на мгновение отвлечься.

— Помнишь, тот случай, с кроссовками? — Смущенно улыбнулся, обнажая ровные белые зубы, ностальгически вздохнул и голову запрокинул, закрывая глаза. — Мы были бедными. Хотя, наверно, бедные — не то слова. Нищенствовали. Так будет вернее. Мать по соседям собирала одежду, обувь, я долго носил вещи, которые были уже явно малы, но если отпороть закладку, то вроде ничего, жить можно. Именно потому меня все и гнобили. Не принимали в число «своих», в команду равных. В общем-то, мы так и познакомились, помнишь?

— Нет. — Попыталась сказать Марта. Губы разлепила, языком ворочала, а звука не получилось.

Саша, будто и не заметив этого, вздыхая, улыбнулся.