Читаем Шахматы для одного полностью

"Иешуа – бродячий философ, беззащитный и физически слабый человек, проповедует добро, истину и свободу.

Пилат – с одной стороны, деспот и тиран, с другой, умный политик, проницательный человек. Он несвободен, вынужден быть лицемерным и лживым.

Поступок Пилата – это постыдное малодушие, отступничество от голоса совести. Понтий Пилат служит власти, а Иешуа – истине.

Что проповедует Иешуа? «Все люди добры», истина, «Вообще не будет надобна никакая власть». Добро, а не зло. Истина, а не вера. Свобода, а не власть.

Осознание вины к Понтию Пилату приходит после казни Иешуа. Встреча с Киафой, расправа над Иудой, но нет прощения, потому что Пилат трус, за это он наказан муками совести, он томиться «12 тысяч лун за одну луну когда-то». Бессмертие, одиночество, бессонница, тревога – это его бремя.

«Трусость, несомненно, один из самых страшных пороков»

Только человек способен понять и простить Пилата, мастер прощает.

Выводы:

Человек ответственен за каждый свой поступок, особенно, если он наделен властью.

Прислушивайтесь к голосу совести, живите по ее законам, не допускайте малодушия

Душа должна быть не малой, но большой, она должна не спать, а работать".

После всех занятий Ольга ждала брата у их двери на первом этаже. Когда уставший Василий подошел к сестре, чтобы отправиться домой, Ольга протянула ему маленькую серую книжечку, на которой было написано «Лирика. Леонид Завальнюк», и сказала тихо:

– Мне кажется, это то, что тебе сейчас нужно.

Василий одарил сестру скептичным взглядом, поцеловал в знак благодарности и, взяв ее за руку, пошел к двери, домой.

Александра Михайловна ждала своих детей, накрывая обеденный стол. По всей широкой кухне распространился манящий запах свежевыпеченных хлебцев, торта, пончиков. На плите стояла стальная кастрюля, в ней что-то кипело и булькало, мясо в золотистой корочке томилось на сковороде, на уже сервированном столе в центре стояли хрустальные салатницы, доверху наполненные самыми разными видами салатов. Запах готового обеда долетел до второго этажа, и, когда Ольга и Василий зашли в дом, они, почуяв сладости, радостно переглянулись и побежали вниз к матери.

– Давайте скорее за стол, – поцеловав своих детей, сказала Александра Михайловна, – и рассказывайте, как все прошло.

Василий отодвинул стул сестре, затем сел сам, внимательно оглядев все яства, наколол кусок мяса на вилку, отправил его в рот и, проглотив, начал рассказывать маме о прошедшем дне.

– А еще Ольга подарила мне книгу, – неожиданно для самого себя сообщил Василий, достал сборник стихов из своего портфеля и протянул его маме.

Александра Михайловна развернула книжку на случайной странице, пробежалась по тексту глазами и одобрительно кивнула.

– Хороший сборник, – заключила она.

– Мне особенно нравятся эти стихи, – сказала Ольга, – дай, пожалуйста, мам, я прочту.

Трубецкая передала книгу дочери, та открыла 47 страницу и начала читать:

К тому углу, где жили мы,

Привыкнуть не могу.

Как от чумы,

Как из тюрьмы,

Я из дому бегу.

В зеленом городе у нас

Все улицы тихи.

И я брожу за часом час

И бормочу стихи.

Им дали дальние близки,

Любовь и боль моя.

В них столько боли и тоски,

Что чуть не плачу я.

Словами горького огня

Они былое жгут.

Мои стихи сильней меня-

Они тебя не ждут,

А я оставил все мосты,

Смятением объят.

Где б ни была сегодня ты-

Пускай они стоят.

По ним за десять тысяч рек,

Тоскуя и скорбя,

Ушел хороший человек,

Ушел искать себя.

Неблизкий час, нелегкий путь

И не видать ни зги…

Но все равно когда-нибудь

Услышу я шаги.

Мелькнув в улыбке свет и тень,

Я голову склоню…

Но ты мне скажешь:

– Добрый день!-

Давая имя дню.

И я навстречу побегу,

И, всем стихам на зло,

Мосты заветные зажгу,

и станет так светло,

Что ты по строчкам, может быть,

Сумеешь угадать,

Как я хотел тебя забыть,

Чтоб было легче ждать.

– Мама, – закрыв книгу, обратился Василий, – а как ты думаешь, мужчина и женщина равны?

– Ох уж эта пагубная привычка всех равнять, – прыснула Александра Михайловна недовольно, – она уже успешно сморила поколения семей и впредь даст большое количество разводов. Что за надобность? – и она долго сокрушалась о большом упущении в юрисдикции назвать право каждого человека быть таким, как он есть, "равноправием".

– Правильно было бы сказать "значимость". Ты значим, я значима, папа значим, но мы абсолютно точно не равны. Как может яблоко быть равным груше? Представлять, что в браке оба человека могут вести себя одинаково и выполнять одинаковые обязанности с удовольствием и наслаждением просто легкомысленно.

Перейти на страницу:

Похожие книги