Шахта

– Пьяный был? Да кто ж тебе поверит? Когда это ты у нас пьяным бывал? Может, поведаешь заодно, где твоя «больная знакомая» проживает? Одного не понимаю: как это тебя угораздило? Что ты сознательный враг нам, я не верю.

– Не организовывал я, – Шевцов скорчился на диване, обхватив руками плечи, как будто был в смирительной рубахе. – Плевать я на них на всех хотел, так получилось, выпил я.

– А они в один голос изобличают тебя, говорят, что это ты их подбил. Они-то, точно, пьяными были. Ну, что скажешь?

Шевцов тупо продолжал отпираться.

– Мой тебе совет, хороший совет, давай двигай сейчас прямо в райотдел. Начальник там – парень неглупый, разберется. Не ври ему только. Мы тоже, со своей стороны, подумаем, как тебе помочь. Серьезного вреда вы нанести не успели. Может, обойдется еще.

– Обойдется? Ну да…

– Во всяком случае, деваться тебе некуда. Если думаешь опять в подвал свой спрятаться…

– В подвал? В какой подвал?

– Ну, или, там, на чердак, где ты две недели-то ховался. Только хуже будет. Дохлый номер. А так, если сам явишься…

– Хорошо, я, конечно, пойду. Только, Евгений Семенович, там, в общежитии, чертежи мои остались. Ну, электровоза скоростного. Вы посмотрите, пожалуйста, может…

– Ладно, гляну как-нибудь. Дурак ты Шевцов! Дурак невозможный! Что же ты наделал, зачем?

Андрей, качаясь, вышел. Подождав с полминуты, Евгений снял трубку.

– НКВД… Савина мне… Начальник двадцать третьей шахты, Слепко. Да. Петр, ты? Ну был он сейчас у меня. Да, Шевцов. Сам, гад, заявился, как ты и говорил! Стою, понимаешь, в душе, гляжу, – а он рядом, понимаешь, намыливается. Тебе-то смешно, а мне… Ну! Поговорили. Задерживать не стал, как ты советовал. Всегда готов! Вроде бы к тебе направился. Да, сам. Говорил что? Ну вилял, конечно, но ты был прав, его рук это дело. Признаю, признаю. Слушай, он, по-моему, еще не вконец испорчен, если можно, разберись там повнимательнее. Ах, даже так? Ни … себе! Может, послать людей вдогонку? Хорошо. Есть! Ну бывай.

Глава 11. В завале

Как всегда перед началом смены, просторное помещение «нарядной» Южного участка заполнял многоголосый гомон. Входящие высматривали «своих», шумно здоровались, рассаживались по скамьям, закуривали, обменивались новостями. Зябкая утренняя сырость, втекая через широко распахнутые двери, смешивалась с махорочной вонью, и над заплеванным асфальтовым полом колыхался желтоватый туман. Бригадиры солидно дымили в сторонке, образовав отдельный кружок. Вошел Федор Клименко, сменный мастер, и тоже присоединился к ним. Следом появился Хромов, начальник участка, молодой еще парень. Он только поднялся из шахты, и лицо его было совершенно черно, только ровные полоски зубов белели во рту. Завидев Клименко, Хромов, широко улыбаясь, подошел к нему.

– Здорово, Федор Иваныч, как сам-то?

– Да так, ничего, спасибо, Степан Алексеич, коптим помаленьку.

– Дела у нас неважные.

– Что такое?

– Лава все еще не села, чтоб ее. И затихла совсем.

– Приятного мало.

– Восьмого «коня» взяли, а она, зараза, все никак. Не знаю… Может, дополнительную крепь поставить? Как думаешь?

Федор Иванович с недоуменным видом пожал плечами.

Вытащив из планшета блокнотик, начальник стал царапать химическим карандашом схемку усиления крепежа, по ходу давая пояснения, типа: «здесь еще стоечек поставите, а вот тут рядок костров выложите». Клименко аккуратно сложил вырванный листок и сунул в нагрудный карман. После небольшой паузы он спросил:

– Добычу нам продолжать, что ли?

– В первую очередь крепеж! Это теперь самое главное. Рубить уголь я категорически запрещаю! Понял меня? Категорически! Ну, разве что уступы немного подровняйте, сам там разберешься по обстановке.

– А лесу хватит?

– Не знаю я… Может, и хватит. На месте посмотри, в случае чего – звони, я у себя буду.

Клименко, бормоча что-то неразборчиво, расписался за наряд и вместе со всеми вышел во двор.

– Передай бригадиру, – сказал он подвернувшемуся под руку забойщику Кудимову, – чтобы вел людей на вентиляционник и там меня ждал. Чтобы до моего прихода никто близко к лаве не подходил! Понял меня?

Распорядившись таким образом, мастер, не успевший вовремя переодеться, направился в опустевшую уже раздевалку. В длинном, жарком, тесно заставленном лавками и железными шкафами зале застоявшийся воздух переполняли густые испарения массы пропотелой одежды. Роба Федора Ивановича еще не просохла, но уже очень заскорузла. Кряхтя и матерясь, он сел и принялся наматывать вонючие портянки.

Спустившись на второй горизонт, Клименко, сам не зная зачем, задержался на несколько минут поболтать со стволовым, а распрощавшись с невзрачным собеседником, включил лампу и зашагал годами затверженным маршрутом через квершлаг и откаточный штрек. Вентиляционник встретил его мертвой тишиной. «Неужели все настолько плохо, что они убрались даже отсюда?»