Шакспер, Shakespeare, Шекспир. Роман о том, как возникали шедевры

Марк, 2112 год

Что-то там у них опять случилось, словно и Шакспер и Ратленд вдруг зажмурились – на экране сизая дымка. И тишина… но вот возник чей-то голос, незнакомый и очень странный.

– Рад лицезреть вас всех! Вижу, благородного лорда уже искупали, сейчас я немножечко поколдую… ой да не пугайтесь вы, это я сказал в шутку… немножечко поработаю – и благородному лорду станет таки хорошо – на долгие-долгие годы!

Не картавит – и на том спасибо! Но умильные, будто бы подмаргивающие смягчения согласных… а главное, интонации: то ли говорит, то ли поет, то ли молится… Откуда мой декодер извлек это подражание замшелым еврейским анекдотам?

– Здравствуйте, достопочтенный мэтр Шейл! Я готова вам помогать, подскажите, что надо делать.

– Что вы, миледи, что вы! Как можно таким нежным, таким холеным ручкам участвовать во врачебной… не очень чистой, поверьте старому еврею, работе?! Со мною мой юный Биньямин – Бенжамен, если называть его в традициях не нашего, а вашего благословенного языка. Услада моего сердца. Он будет хорошим врачом, он превзойдет меня, своего отца, – но для этого ему надо еще многому учиться. И не только по книгам, их его золотая голова уже одолела – но и на практике.

…Однако же стоило пришедшему заговорить о сыне и о профессии, как исчезли все особенности якобы еврейского говора – голос обрел твердость, а речь – благородство.

– Я попросил бы оставить меня и сына с пациентом. Лохань – ближе к кровати! Вот так! Лорд Ратленд, милорд, боль будет терпимой, однако вы можете стонать, кричать и даже проклинать всех еврейских врачей прошлого, настоящего и будущего – в общем, от дней Творения – и до скончания мира. Единственное, чего делать нельзя – это пытаться схватить меня за руки и, тем паче, метаться, уклоняясь от них. Впрочем, Бенжамен будет осторожно придерживать вас за плечи.

– Метаться я не смогу, мэтр… Разве что едва дергаться… Том, побудь за дверью, вдруг ты понадобишься… почтенному доктору… Элизабет, отведи мистера Шакспера в столовую… и накорми его наконец…

– Мистера Шакспера?! Мистера Уильяма Шакспера?! Драматурга Shakespeare, который создал персонаж с созвучным моему именем?! Омерзительный персонаж, ростовщика Шейлока, поношение всех евреев вообще и меня, в частности! О нет, мистер Шакспер, сэр, я не скажу, что счастлив с вами познакомиться! Я не пожелаю вам приятного аппетита, сэр, более того, хочу, чтобы сегодня за ужином ни один кусок не полез вам в горло! И вообще, чем скорее вы покинете…

Теперь, видимо, Шакспер сверлит доктора глазами… Да, тип этот Шейл, надо признать, не из приятных… Тонкие кривые ноги, крючковатый с горбинкой нос, нависающий над дергающейся от яростного возбуждения безусой верхней губой…

…Надо было все же перед началом эксперимента прочитать все пьесы Shakespeare или, по крайней мере, просмотреть старые постановки. Поленился, нехорошо…

– Хотелось бы сказать, что чем скорее вы покинете наш несовершенный мир, тем спокойнее мне будет в нем оставаться. Но я – врач, я не могу желать человеку смерти, даже если он не мой пациент. Поэтому скажу так: чем скорее вы покинете этот кабинет, тем успешнее пройдет процедура, которая несомненно облегчит испытываемые лордом Ратлендом страдания!

И опять на экране марево… но оснований беспокоиться за устройство нет – Шакспер, наверное, пошел ужинать, а Ратленд прикрыл глаза в ожидании мучительной процедуры, о которой говорит доктор Шейл…

Кстати, а почему совершенно «не читаемы» мысли леди Ратленд? Даже никаких следов, никаких характерных, пусть очень кратковременных сполохов волн, пусть и в виде шума.

Мужчины думают о ней часто, а она – такое складывается впечатление – вообще ни о чем не думает, будто и вправду пребывает в каком-то сомнамбулическом полусне. Но как тогда это согласуется с ее умелым уходом за умирающим мужем?