Шаль

Было начало второго. День обещал быть жарким — столбик термометра медленно, но верно поднимался к тридцати градусам. Володя зашел в непривычно прохладный по сравнению с улицей подъезд, поднялся и позвонил. Ему никто не открыл, хотя Николай Васильевич обычно в это время был дома. Он достал ключ, отпер дверь и отправился на кухню поставить чайник. Чайник почти вскипел, когда неожиданно послышались шаркающие шаги, и на кухню вошел Николай Васильевич, медленно переставляя ноги, как будто каждый шаг ему давался с трудом.

— Вы дома? — удивился Володя. — Я звонил в дверь, но никто не открыл.

— Ты звонил? Я не слышал, — рассеянно отозвался тот, — а где Миша?

— Миша сегодня весь день в училище будет — у него там консультация перед экзаменом.

— Слушай, дружочек, ты не окажешь мне услугу? — медленно спросил Николай Васильевич, вглядываясь в лицо Степанкова.

— Конечно, — с готовностью отозвался Володя.

— Мне надо лекарство выпить, а руки у меня сегодня как-то особенно сильно дрожат… Вот то, в буфете…

Степанков взглянул по направлению движения его руки и увидел пузырек.

— Накапай тридцать капель, пожалуйста, и разбавь кипятком.

Степанков с готовностью поставил пустой стакан на стол, накапал лекарство, залил кипятком и начал размешивать.

— Как твои экзамены? — участливо спросил Николай Васильевич, склонив голову и внимательно наблюдая за его действиями.

— Нормально вроде. Не хочу загадывать. Я еще результатов не знаю, но вроде бы все решил. Сегодня математика была, — ответил довольный Володя и протянул стакан. — Вот.

Старик поднес стакан ко рту и несколькими жадными глотками втянул всю жидкость.

— И вот еще что, съезди за овощами на рынок, пожалуйста, я себя совсем плохо чувствую…Что-то я окончательно расклеился…

Степанков согласно кивнул и, схватив авоську, вышел из квартиры… На сердце у него было как-то тревожно, но причины этой тревоги он не понимал. Доехал до рынка и, выбрав там самые лучшие, по его мнению, огурцы, помидоры и картошку, через полтора часа вернулся назад. При приближении к дому ему снова стало не по себе, тревожное чувство, пропавшее на шумном рынке, вернулось.

Он быстро взбежал по лестнице, открыл дверь своим ключом и, бросив авоську на пол, ринулся на кухню. Хозяина там не было.

— Николай Васильевич! — крикнул он и стал поочередно открывать комнаты и заглядывать в них.

Старик лежал на кровати в своей спальне.

— Что с вами? — отчаянно закричал Степанков, хотя уже обо всем догадался.

Хозяин не дышал.

Володя несколько минут стоял, не шевелясь, не в силах осознать происшедшее, потом медленно отправился на кухню, открыл буфет и достал пузырек, из которого он накапал в стакан лекарство. Там было написано «Лакордин».

«Но он же вроде принимает пимазол… А я на автомате налил то, что стояло ближе… Лакордин я вытащил из коробки с лекарствами и поставил на полочку, когда впопыхах искал вчера ночью валерьянку… Пузырьки одинаковые, вот я и спутал… Видимо, это лекарство ему категорически было противопоказано в такой дозе. К тому же жара. Вот организм и не выдержал».

Он бросился в прихожую, потом обратно, не зная, что делать. Его трясло, зубы громко стучали друг о друга.

Вдруг в двери заскрежетал ключ, вошел улыбающийся Миша. Увидев лицо приятеля, он сразу стал серьезным:

— Что случилось?

— Кажется, я… — Володя хрипел, не в силах произнести это слово, — я… случайно отравил нашего хозяина. Дал ему не то лекарство… Перепутал… Он вроде бы мертв.

Миша опрометью бросился в комнату Николая Васильевича и вернулся оттуда спустя несколько минут с белым лицом.

— Надо звонить в милицию и «Скорую», — прошептал Степанков.

— Подожди, — Миша схватил его за руку, — подожди, не звони. Послушай меня. Ему уже не поможешь. Зачем тебе ломать свою жизнь? Человек он был одинокий, его смерть для родных не будет ударом.

— И что ты предлагаешь? — Володя не верил своим ушам.

— Давай просто заберем вещи и уйдем отсюда. Пусть думают, что это было самоубийство.

— Но ведь это я убил его.

— Произошел несчастный случай. Ты не хотел.

Степанков стоял в каком-то оцепенении, не в состоянии пошевелиться, понимая, что нужно что-то делать, и чувствуя, что не способен оторвать ноги от земли…

— Меня видела соседка… Она расспрашивала про то, куда мы поступаем и кто мы вообще такие. Не удивлюсь, если она запомнила и сможет рассказать о нас. Уезжай ты, тебя она не знает.

— Ну уж нет, вместе уедем. Ну и что, что видела? Таких, как мы, абитуриентов — миллион… А если будут спрашивать, скажем, ничего не видели, не слышали, нас здесь не было, жили на вокзале, — продолжал гнуть свою линию Миша. — И впредь давай здесь поклянемся друг другу, что никогда ничего никому не скажем об этой истории.

Они быстро собрали вещи, наскоро протерли все, к чему прикасались — ручки, стены, поверхности — и вышли из квартиры. Стакан, в котором было лекарство, аккуратно протерли и вложили в руку Николая Васильевича.

Уже на улице они позвонили в милицию и, назвав адрес, сообщили о том, что там отравился человек.

Ночевали они на вокзале.