Шалаш в Эдеме

Увидев Амалию, Малюта негромко заворчал, как собака, у которой отнимают кость. Амалия остановилась, уставилась на немого немигающим взглядом и громко произнесла:

– Девяносто восемь, девяносто девять, сто!.. Акапулько!

Я недоуменно нахмурилась: кажется, прошлый раз Амалия говорила что-то другое… произносила какое-то другое ключевое слово… но может быть, я ошибаюсь? На цифры у меня память замечательная, но на всякие мудреные слова…

– Она что-то задумала! – прошептала я, схватив майора за руку.

Реакция Малюты была совсем не такой, как прошлый раз: тогда, услышав кодовое слово, он послушно замер, ожидая приказаний, на этот же раз он еще больше вызверился, низко опустил косматую голову и вдруг устремился в атаку на непрошеных гостей. Амалия с неожиданной прытью отскочила в сторону, и на пути немого оказались двое людей в черном.

Усатый встал в боевую стойку, а второй, с бакенбардами, торопливо вытащил пистолет.

– Дроздов, я же сказал – не стрелять! – выкрикнул майор. – Он нужен мне живым!

Однако его приказ запоздал: торопливый Дроздов уже выстрелил… но его выстрел не достиг цели: в какую-то долю секунды Малюта преодолел расстояние, отделявшее его от подчиненных майора, схватил усатого за плечо и, как полено, поднял его в воздух и отшвырнул в сторону. Тот попытался сопротивляться, размахивая руками и ногами, и при этом ударил по руке своего напарника. Из-за этого пуля полетела в сторону, сбив в полете одного из голубей.

От этого Малюта еще больше разъярился, обхватил Дроздова поперек туловища и потащил его к краю крыши. Усатый тип (кажется, майор называл его Голубевым), пытаясь спасти напарника, подставил ему ногу. Малюта споткнулся, выронил свою ношу и развернулся на месте. Голубев успел вскочить, снова принял боевую стойку и с резким криком ударил Малюту ногой в грудь.

Однако это было то же самое, что бить скалу или столетний дуб. Малюта даже не покачнулся. Он снова налетел на упорного противника, оторвал от земли и швырнул в Дроздова, который стоял на четвереньках, пытаясь собраться с силами.

Оба «орла» повалились на крышу, гулко загремевшую под ударом.

Крыша в этом месте была наклонной, и бойцы, потеряв равновесие, покатились к ее краю. Голубев, оказавшийся впереди, перелетел через узкое ограждение и, едва успев ухватиться за него рукой, повис над семиэтажной пропастью. Дроздов сумел затормозить на самом краю крыши и схватил напарника за запястье. Они замерли в этом неустойчивом положении: один, едва дыша, висел над смертельной бездной, второй изо всех сил удерживал его, боясь пошевелиться и нарушить неустойчивое равновесие.

Теперь перед Малютой стояла только Амалия Львовна. Покосившись на беспомощно застывших на краю крыши бойцов, она криво усмехнулась и повернулась к немому.

Тот, все еще переполненный злобой, двигался на нее, мрачно сверкая глазами.

Амалия попятилась и торопливо проговорила:

– Девяносто восемь, девяносто девять, сто…

И тут я высунула голову в дверь у нее за спиной и выпалила:

– Пномпень!

– При чем тут Пномпень… – раздраженно пробормотала Амалия, тряся головой и собираясь с мыслями. – Не Пномпень, а…

– Куала-Лумпур! – крикнула я, пытаясь сбить ее с толку.

Расстояние между Малютой и ее хозяйкой неумолимо сокращалось. Амалия пятилась, тряся головой, как после купания, и пытаясь сосредоточиться.

– Аддис-Абеба! – выкрикнула я, судорожно вспоминая школьный учебник географии. – Браззавиль!

Я пыталась запутать Амалию, помешать ей вспомнить настоящее ключевое слово, и, кажется, это мне пока что удавалось.

Между Амалией и Малютой оставалось не больше двух шагов.

– Акапулько! – выкрикнула я.

Это было то самое слово, после которого Малюта озверел и набросился на подчиненных майора. Наверное, это слово включало в его голове вместо беспрекословного подчинения хозяйке приступ неуправляемой ярости. Вот и сейчас, услышав его, немой взревел, как раненый зверь, в один прыжок подскочил к Амалии, обхватил ее длинными руками и легко, как перышко, оторвал от крыши. Амалия закричала от ужаса, принялась бить Малюту маленькими сухими кулачками по лицу, по голове…

Наверное, для него эти удары были не опаснее щекотки, но под их градом Малюта инстинктивно зажмурился. Не разбирая дороги, он сделал несколько шагов вперед, неловко повернулся и вдруг оказался на самом краю крыши.

– Стой! – крикнула я в ужасе и бросилась за ним, пытаясь удержать.

Конечно, такая задача была бы мне не по силам. Легче, наверное, было бы удержать руками разогнавшийся грузовик или товарный состав. Но в любом случае я опоздала: Малюта сделал еще один шаг вперед, его нога ощутила пустоту…

На какое-то мгновение немой гигант завис над пропастью, как бы раздумывая: подчиниться закону всемирного тяготения или взмыть в небо, как птица?

И только его любимые голуби, словно пытаясь помочь хозяину, кружили над ним, тревожно хлопая крыльями.

И в эту долю секунды Амалия вспомнила ключевое слово:

– Монтевидео! – выпалила она, уставившись в мрачное лицо Малюты.