Шальные миллионы

— Еще бы! — тихо и мечтательно произнесла Анна. — Я так его полюбила, кажется, все бы отдала, чтобы жить в нем.

— Ну, что же тебе мешает? Прописка ныне свободная. И квартиру купить можно. А еще лучше — свою тебе отдам. Квартирка, правда, однокомнатная, но зато в большом и красивом доме, рядом с гостиницей «Прибалтийская», у самого синего моря.

— Да, прямо как в сказке, теперь у меня и деньги есть, но я как-то не могу привыкнуть к мысли, что они мои.

— А ты привыкай. И трать их по своему усмотрению. А к тому же я думаю, что деньги у нас еще будут, мы молодые — заработаем.

— Я гидролог, кому нужна там?

— Петербург — морской город. Устье Невы, Финский залив, — кругом вода! Ты-то как раз и нужна там!

Неожиданная мысль обоих взволновала, и, хотя они молчали, думали об одном — о Петербурге.

— Так что же ты думаешь? Соглашайся.

Но Анюта молчала. Мысли ее были о сокровенном, о том, что держало ее здесь, в Каслинской, но об этом она Косте не скажет. А он, хотя и не видел цвета и выражения ее глаз, понял: она сейчас решает главный вопрос своей жизни, где жить и как быть дальше.

— Вам не жаль того грузина, что утонул?

— Аннушка! Милая моя, родная, век помнить буду, — ты меня от самого страшного врага избавила. Тариэл — глава грузинской мафии, сколько он вреда питерцам наделал, не измерить, не постичь! Они и грабят, и насилуют, и убивают. Цены на рынках взвинчивают. Мафия! Так что ты…

— Я?.. Но при чем тут я?

— Ах, ты умница, — хитрющая, как тысяча змей! Думаешь, я не знаю?

Наклонился к ней и нежно поцеловал в щеку.

— Я продам дом, мотоцикл…

— Ни в коем случае! — воскликнул Костя. — Дом на берегу Дона, земля, хозяйство — этому нынче цены нет. Ничего не трогай, слышишь?

И она, уловив в его голосе приказной тон, обрадовалась и почти машинально, помимо своей воли, пожала его руку. Он продолжал:

— Если ты мечтаешь стать серьезным литератором, то должна жить в Москве или Петербурге. Кажется, Виктор Гюго говорил: «Поэты рождаются в деревне, а умирают в Париже». Маяковский родился где-то в горном селении, а убит был в Москве, Есенин тоже рязанский, сельский парень, а погиб в Петербурге. В столицах решаются все вопросы, там живет цвет народа, его интеллигенция…

Девушка не перебивала.

— Ты хорошо знаешь характер своих земляков, пишешь о них рассказы, но ты не ведаешь, что есть в нашем государстве люди, которым нужно погубить страну, поссорить народы… Они-то и ослабили рубль, сделали так, чтобы во всем мире царил доллар. Тебе нужно знание этих процессов. Говорю тебе: переезжай в Питер, — писатель должен мыслить масштабно, быть политиком и философом. Ты, наверное, захочешь создать крупное произведение — повесть, роман.

— Уже написала.

— Вот как! И что же ты написала?

— Повесть. Называется она «Слезы любви». Недавно закончила.

— А где будешь печатать?

— Не знаю. Здесь, наверное, — в Ростове или Волгограде. Если примут, конечно.

— Поздравляю. Возьми рукопись в Питер, и там попробуем пристроить.

Сказал, но без твердой уверенности, что это удастся сделать. Сейчас издатели ищут рукописи интересные, значительные, а она — молодой автор. Впрочем, чем черт не шутит. Обнял девушку за плечи:

— Поедем в Питер, — деньги-то у тебя есть.

— Я не буду их тратить, сохраню для вас, на случай невзгод.

— Признаться, мне это приятно слышать. Сознавать, что о тебе думают, заботятся, — и не кто-нибудь, а такое создание, как ты.

Она не возразила, понимала, что он говорит искренне, и он ей верит, — и в эту минуту ей ничего так не хотелось, как быть его надеждой и защитой от возможных неурядиц. У него такая трудная и опасная работа, он как богатырь из русских былин ведет бой с многоголовой гидрой.

— И все-таки, — продолжал он в раздумье, — эти деньги трать как заблагорассудится. А на хранение я тебе дам.

— Хорошо, Костя, спасибо. Тогда часть денег я потрачу, и сегодня же. Вы не будете возражать?

— Сказал же! И можешь мне не докладывать.

Луна взошла на середину неба, и живая сверкающая дорога, соединившая берега реки, стала шире, и пристань, и паром, приткнувшийся к бревенчатому причалу, осветились, как днем. Костя с Анютой уж собрались уходить, но их внимание привлекли огни бегущих к станице автомобилей. Костя насчитал три машины. «За мной! — обожгла мысль. — Сам Старрок со товарищи».

Хотел было встать, махнуть на «мерседесе» в Волгоград, а может, и в Питер, но затем подумал: зачем ему бегать? От кого?..

И тут же в голове составился обширный план.

— Анюта! Ты готова мне помогать?

— Да, располагайте мною.

— Тогда слушай и хорошенько все запоминай.

Вынул из кармана блокнот, вырвал чистый лист.

— Дровяной сарай дяди Васи помнишь?

— Как же? Я там дрова брала, и рубила, и пилила.

— Отлично! Вот смотри.

Нарисовал потолок, три несущих бруса.

— Вот крайний брус слева, а вот…

В самом конце бруса, в дальнем левом углу он нарисовал жирный крестик.

— Здесь, — ткнул карандашом, — я спрятал сверток с драгоценностями.

— Ну, и…